Виктор Поротников - Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва

Семефа поспешила к себе домой, чтобы собрать самые необходимые вещи.

Агафья, бессильно опустившись на стул, дала волю слезам.

– Ну, что же это за напасть такая! – рыдала она, сорвав с головы платок и комкая его в руках. – Почто же нету нам спасения ни в Муроме, ни в Москве от татар проклятущих! Неужто нам придется бежать от нехристей на край света за леса и долы…

– Никуда мы с тобой не побежим, – буркнул Всеволод, метаясь из комнаты в комнату и запихивая в мешок платья Агафьи, ее зимние сапожки и беличью шубейку. – В Москве пересидим татарское нашествие, милая. Кромник московский в прошлом две литовские осады выдержал, устоит сия каменная твердыня и против Тохтамыша.

– Мы же за дом кучу денег отдали брату твоему, – молвила Агафья, размазывая слезы по щекам. – И что теперь, милый? Получается, денежки наши сгорят в пламени вместе с домом. Все труды наши пойдут прахом!

– Были бы целы руки и голова, а дом можно новый построить, – сказал Всеволод, завязывая туго набитый мешок обрывком веревки.

– Не разумею, зачем надо жечь дома? – раздраженно обронила Агафья. – Пусть жилища стояли бы пустые, ведь татары не останутся тут на зимовку.

– Ордынцы могут разобрать терема по бревнышку и соорудить из них осадные машины, – назидательно промолвил Всеволод. – Этими же бревнами нехристи могут забросать крепостной ров у восточной стены Кромника. Потому-то Дмитрий Иванович и повелел сжечь посады дотла, дабы у татар не оказалось под рукой строительного материала. Это же военная наука, милая.

Агафья взирала на происходящее вокруг с испугом и изумлением. Огромные толпы людей – мужчин, женщин и детей, – обремененные сумами, мешками и корзинами, валом валили в распахнутые настежь Никольские, Фроловские и Тимофеевские ворота, вливаясь в каменную цитадель на Боровицком холме. Этот шумный людской поток тянулся с утра до полудня из Замосковоречья, с Черторыя, из Великого Посада, с Кучкова поля, из-за Яузы-реки, где было немало сел и боярских усадеб.

Дабы избежать в Кромнике излишней скученности, тиуны и гридни Остея Валимунтовича не пропускали в ворота крепости крестьян с возами, коровами и козами, веля им прятаться в лесах или уходить в Дмитров и Переславль-Залесский.

Среди жителей посадов было немало тех, кто не собирался терпеть тяготы осады в Кромнике, предпочитая укрыться от татар в дальних городах и деревнях за рекой Клязьмой. Длинные колонны беженцев тянулись от Москвы на север по тверской дороге, на северо-восток по переславской дороге и по владимирской дороге на восток. Мелкая белая пыль, взбитая колесами телег и копытами лошадей, клубилась густыми облаками над лугами и перелесками. Порывы ветра взметывали пыльную завесу выше деревьев, заволакивая ею небеса на северо-востоке.

После полудня над опустевшими посадами, где не осталось ни души, взметнулись рыжие языки пламени, источая бурый и сизый дым. Это слуги и гридни Остея Валимунтовича пробежали с факелами по всем московским предместьям, запалив и роскошные терема, и храмы, и бедные лачуги. Гигантский пожар, раздуваемый ветром, охватил Кромник с трех сторон. С ужасным гулом и треском полыхали целые улицы, горели, как свечки, хоромы богатых купцов, заволакивая дымом и копотью небо над Кромником. Нестерпимый жар гулял волнами над пожарищем, распугав всех ворон и галок в округе. Обжигающее дыхание пожара доносило ветром и до каменных стен и башен Кромника, на которых теснились многие сотни московлян, с горестными стенаниями взиравших на свирепое буйство огненной стихии. В этот день большие убытки понесли все жители посадов: и богатые, и бедные.

Люди, нашедшие прибежище в Кромнике, заняли все постоялые дворы, храмы и монастырские подворья. Кому-то предоставляли кров друзья или родственники, но таких было немного. Основная масса народа была вынуждена обустраиваться кое-как в сараях, банях, палатках, шалашах и просто под открытым небом. Скученность порождала немало затруднений, споров и конфликтов, которые приходилось в срочном порядке разрешать князю Остею, в руках у которого была верховная власть.

Всеволоду и Агафье повезло, поскольку князь Остей разместил их в тереме своего тестя, ушедшего с дружиной Дмитрия Ивановича в Кострому. Своих домочадцев боярин Федор Воронец загодя отправил во Владимир. По просьбе Всеволода, Остей Валимунтович также дал приют повитухе Семефе, суконщику Адаму и его жене Прасковье.

Всеволод хотел было позаботиться и о семье Акима, но тот, как оказалось, спешно отъехал во Владимир, прихватив жену, детей и самый ценный товар. Об этом Всеволоду поведал Адам, помогавший Акиму грузить пожитки на возы.