Владимир Неволин - Иметь королеву

Прочитав в расписании, что рейс «Чернявинск — Петропавловск-Камчатский» будет совершен «боингом», Владимир в приподнятом настроении ждал посадки на чудо-машину. Теперь же, когда «боинг» черной кляксой скользнул в вечернее небо, он разочарованно разглядывал полутемный салон с обивкой не первой свежести, плотные ряды кресел. Машину потряхивало нездоровой дрожью, и он поневоле прислушивался к реву двигателей, стараясь уловить — стакан ли это дребезжит в салоне стюардесс или что-то начало отваливаться в огненном нутре турбин. Пассажиров в салоне было немного. Выложить полторы тыщи новыми за билет в один конец — задача непростая, и Владимир логично предполагал, что, возможно, после посадки в Новосибирске и Хабаровске на Камчатку он прибудет в единственном числе. Спать пока не хотелось. Стюардесса не докучала своим вниманием, и Владимир, пересев на свободное место к иллюминатору, вспоминал, как в 1971 году, больше четверти века назад, его, девятнадцатилетнего молодого охломона, провожали в армию. Он закончил десятилетку, попробовал поступать в институт, но срезался на первом же экзамене — не потому, что был глупым, а потому, что был, как многие молодые, ленивым и ни черта не готовился. Увидев против своей фамилии в ведомости цифру, красноречиво говорящую об уровне его знаний на данном этапе, Владимир не особенно расстроился — было лето, девочки, и жизнь казалась вечной. Сияя бритой головой призывника, он ждал повестки, но ни осенью, ни весной следующего года его почему-то не забрали. Он устроился на работу в электроцех электродного завода и об армии как-то позабыл. Следующая повестка — в октябре — особо его не взволновала — пронесет. Но, пройдя медкомиссию и стоя перед грозными очами военкома, он услышал:

— Через два дня с вещами на сборный пункт.

Провожали его круто. Толпа родственников и друзей забила трехкомнатную «хрущевку» от дверей до балконных перил. Говорили тосты, давали напутствия. Потом всей толпой пошли на танцы в ДК «Электродник». С кем-то танцевали, с кем-то дрались, а потом, когда милиция, с пониманием отнесясь к призывнику, не стала забирать их в отделение, а просто выкинула на улицу, поехали в поселок Горняк провожать подцепленных девочек домой. Владимир помнил только, как обжимался с какой-то девчонкой и просил ему «дать». Девчонка плакала от жалости к нему, позволяла мять твердые с маленькими сосочками грудки, но «дать» отказывалась — нравы в те годы были построже теперешних. Раздосадованный Вовка послал ее подальше и пошел, плохо соображая, куда, по длинной темной улице шахтерского поселка. Домой он привалил под утро. Два часа сна совсем не освежили его, и когда утром те же друзья и те же родственники уже поредевшей толпой пошли сопровождать бедолагу к месту сбора, Владимира еще пошатывало от усталости и невыветрившегося хмеля.

Культурный дворец пел, плясал, клялся в верности. Лысые призывники, большей частью в фуфайках, с вещмешками, кто полупьяный, кто хмурый, кто веселый, стояли, окруженные провожающими, как островки в людском море.

Когда подали автобусы, внезапно в голос заплакал Вовкин дед. Неродной, суровый, от которого нельзя было дождаться ласкового слова, он стоял, обхватив внука одной рукой за шею, и сквозь слезы выговаривал:

— Смотри, смотри там, Вовка!

И только сейчас Владимир ощутил, что в жизни его совершается перелом, и, уезжая на целых два года неизвестно куда, он вернется назад совсем другим человеком. Сердце у него сжалось и, едва сдерживаясь, чтобы тоже не зареветь, он на мгновение прислонился к небритой мокрой щеке деда и побежал к автобусу.

Сутки их держали во дворе областного военкомата в огромной пустынной казарме, заставленной двухъярусными деревянными нарами. За забором военкомата бушевали родственники, знакомые, бросали бутылки с водкой, лезли через забор девки. Владимир, сжав зубы от головной боли, бродил по казарме, выискивая место, где ему устроиться, чтобы не сесть на перевернутую банку с килькой или свежую блевотину.

«Покупатели» подъезжали постоянно. Только-только познакомившись с кем-нибудь из призывников, Владимир через пару часов замечал, что знакомого лица в толпе нет. Формировались команды, приезжие капитаны и старлеи с голубыми, черными и красными погонами, повытряхивав из вещмешков спиртное, уводили новобранцев за ворота. Замотанный круговертью, без сна и отдыха, Владимир едва не опоздал на построение своей команды. Светловолосый кудреватый капитан указал на место в строю и сказал строго: