Лев Пучков - Жесткая рекогносцировка

Опять ждем...

В этот раз ждать долго не пришлось. Буквально через пару минут раздался уже знакомый щелчок замка, сладкий голос проблеял:

— Доброго здоровья вам. Если что — позвоним.

— Ну уж нет, давайте обойдемся без этих ваших «если что»!

— Хи-хи...

Я повернулся лицом к мусоропроводу, краем глаза фиксируя лестничный марш.

Стук двери. Щелчок замка. Теперь он прозвучал как опускаемый вниз переводчик автоматного предохранителя.

Легкие шаги, силуэт на лестничном марше...

Ну теперь-то уж «пустой» — что, на лифте принципиально не катаемся?!

Я резко обернулся, выставил «ствол» и негромко скомандовал:

— Стой.

Товарищ Исаев собственной персоной. Смотрит как-то странно...

— Не делай резких движений...

Нет, он не испуган. В глазах — усталость, безысходная горечь и глубокое понимание происходящего. Вот такой непростой и насыщенный коктейль чувств.

Из-под полы пиджака видна рукоять упакованного в плечевую кобуру пистолета. Дальше все должно быть, по идее, как обычно в похожих ситуациях: руки на затылок, лицом к стене, ноги врозь, «ствол» изъять в первую очередь...

Но я не делаю этого. Мне немного не по себе. Да нет, даже не «немного»...

Я почти что в ауте.

Это, оказывается, очень непросто. Этот взгляд...

— Гхм... Пошли на крышу.

— Пошли...

Исаев послушно разворачивается и топает на чердак. Я следую в четырех шагах сзади.

Для меня сейчас лучший исход — перестрелка.

Он не спецназовец, такой же опер, как и я, мы имеем примерно одинаковую подготовку. Мы даже чем-то похожи...

Я по-любому успеваю раньше, у меня преимущество. Дам ему выдернуть «ствол» из кобуры, подожду, пока развернется, и легко пущу пулю в сведенное гримасой боевой ярости лицо. Легко. Потому что это уже будет схватка. Не на жизнь, а на смерть. Кто кого.

И плевать на просьбу генерала насчет «нечаянно споткнется и сломает шею». Хорошо просить о гуманности, не представляя себе, что будет чувствовать человек в этот последний, решающий момент. Попробовал бы сам...

Мы поднялись на чердак. Я сократил дистанцию до двух шагов, буквально дышал в затылок Исаеву, провоцируя его к решительным действиям.

Мой конвоируемый на провокации не реагировал. Мы без проблем миновали насыщенное полумраком пространство чердака, в котором так легко было уравнять шансы, и вышли на ярко освещенную крышу.

Свет резанул по глазам: хороший момент, противник несколько секунд слеп, как и ты, вот они равные шансы...

Исаев так ничего и не предпринял.

Вот черт... А я бы поборолся. Ух, как я бы поборолся! До последнего патрона. А потом, когда патроны кончились, зубами бы грыз...

Исаев без команды, не останавливаясь, сразу пошел к противоположному от Волги краю крыши.

Такой момент... Вроде бы должно быть по фигу человеку — куда, и хрен на ту душевную травму, что получат дети и молодые мамаши у парадного подъезда...

Остановился на краю, посмотрел вниз, несколько секунд стоял, покачиваясь с пятки на носок. Спросил, не оборачиваясь, севшим до сиплого шепота голосом:

— Других вариантов нет?

Я молчал.

В горле комок, слова не лезут. Если скажу что-нибудь, разрыдаюсь, как истеричная барышня...

— Да понятно, что нет, — пробормотал Исаев. — Понятно... Я знал. Чувствовал...

Поставил правую ногу на ржавый прут фальшборта, подался вперед, замер...

Я опустил «ствол». Руки дрожали, ладонь, обхватившая рукоять пистолета, была мокрой, и от этого рукоять стала скользкой, как змея...

— Помоги... — попросил Исаев. — Не могу сам...

Я сунул пистолет в кобуру, сделал два шага вперед и сильно толкнул стоявшего на краю крыши человека в спину.

Короткий вскрик — и все.

Нет человека.

Не помню, насколько правильно я ушел с места происшествия, грамотно ли... Соображал я в тот момент скверно, слезы душили меня, хотелось выть в голос и биться башкой об стену. Помню только, что перед парадным никого не было. Из-за угла раздавались крики, гомон толпы — видимо, кто-то увидел, что человек упал, и все пошли смотреть.

Будь ты проклят, тезка. У тебя был «ствол», и ты умел с ним обращаться. Ты мог бы умереть в короткой яростной схватке, как подобает мужчине.

А теперь тебя похоронят неупокоенным. Потому что никто не скажет местному батюшке, что ты не сам, по своей воле, шагнул вниз с этой ярко освещенной солнцем крыши...

В начале одиннадцатого утра мы с Костей Воронцовым подъехали к Савеловскому рынку. Машину поставили на платную парковку, взяли сумку с камерами, оптикой и микрофоном и пошли на рынок.