Сергей Самаров - Краповые рабы

Глаз на затылке бандиты не имели, звуков спецназовцы никаких не издавали. И потому их появление осталось незамеченным. Родион поднял автомат и дал короткую очередь в два патрона. С пяти метров звук выстрелов вовсе не походил на обычную автоматную стрельбу, тем не менее двое оставшихся бандитов на него среагировали и посмотрели через плечо, еще не сообразив, что третьего с ними нет.

– Оружие – на землю, руки – за голову, – тихо приказал старший сержант.

Однако бандиты не захотели его слушать. Они одновременно попытались что-то предпринять – один вскочил, второй попытался перевернуться и наставить свой автомат на спецназовцев. Но им не позволили даже в воздух выстрелить. «Девяносто первые» автоматы благодаря мощной пуле при стрельбе с короткой дистанции убивают наповал.

Все было закончено. И сзади никто не появился. Вытащив из автоматов бандитов затворы и выбросив сами автоматы в несобранном виде, обыскав бандитов и забрав у них документы, спецназовцы спустились и вышли на свой предполагаемый маршрут.

– Один из них без шапки был… – сказал Васнецов. – Наверное, и есть тот самый Алигайдар Барзулавов.

Родион вытащил бандитские паспорта из кармана и просмотрел.

– Есть такой. Был то есть… Но он теперь и без шапки не простынет, не заболеет. В аду, я слышал, бывает жарко…

Обратный путь к бомжам и к эмиру был более простым, хотя и не более коротким. Не пришлось изводить себя утомительным «гусиным шагом», не пришлось ползти. Времени этот обратный путь занял примерно столько же, сколько и предыдущий. При этом старший сержант Семисилов не забывал, что вместо десяти бандитов они нашли только троих, а это значило, что где-то рядом обретаются еще семеро. А это заставляло идти, держа оружие наготове, и рассматривать все, что можно рассмотреть, чтобы не попасть в засаду. Так, обогнув половину холма, потом обогнув по низинке половину следующего, спецназовцы все же благополучно вышли к дожидавшимся их бомжам и эмиру. Он ждал кого-то, но явно не этих четверых, и все разочарование, вся горечь за свою судьбу отразились у Бабаджана Ашуровича в глазах.

– Расстроился, Дагиров? – спросил старший сержант. – Не нас ожидал увидеть?

– Я привык, чтобы ко мне обращались эмир Дагиров. Или по имени-отчеству. Или просто – эмир. И попрошу звать меня так.

– Это ты в камере СИЗО просить будешь. Можешь, конечно, и в суде попробовать, но там тебя едва ли поймут. Здесь – тем более. Здесь ты – никто. Здесь – тебя убить не жалко. Или пинка дать… Но боюсь ногу кровью испачкать. Смиряйся, бывший эмир. Никогда тебе снова эмиром не стать. А твоих парней мы оставили там, за камнями…

– А это они снова разожгли костер? – спросил Серафим Львович.

Родион поднял голову. Над холмом поднимался белый столб дыма. Ветра над поверхностью земли почти не было, и столб едва-едва колебался, и только вверху с него «срывало крышу», рвало в клочья и разносило клочки в разные стороны. На фоне начинающихся сумерек этот белый дым был четко виден…

Самоцветов часто подставлял под свой фонарь карту, попавшую ему в руки из землянки эмира Дагирова. Его группа уже пересекла, как понимал Борис Анатольевич, государственную границу России и Грузии, тем не менее от продолжения преследования бандитов Самоцветов не отказался. Он уже не смог бы от него отказаться даже в том случае, если бы группа пересекла границу США или Германии, потому что думал о судьбе тех, кого похитили, не оставив им надежды вернуться. И думы эти были направлены одинаково. О бомжах он думал, что у них ведь тоже есть, наверное, матери, которые уже страдают и будут дальше страдать, до конца своих дней, не зная, где их дети и что с ними случилось. А о солдатах думал по-другому: у старшего лейтенанта свой сын подрастал, и он твердо был уверен в том, что его сын, как и отец, как сам Борис Анатольевич когда-то, должен сначала отслужить солдатом срочную службу, а потом поступать в военное училище. И с его сыном во время службы могло бы случиться подобное. Такое похищение может случиться с любым. И оставлять это без попытки все вернуть из-за какой-то границы, из-за условной линии, проведенной людьми по своему усмотрению, не годилось. Пока дышишь, пока есть силы в руках и ногах, пока есть патроны в магазине автомата, пока есть мысли в голове и свет в глазах, надо пытаться спасти тех, кого можно спасти, потому что кроме тебя этого никто не может сейчас сделать. И плевать на все границы на свете! Плевать на возможные международные скандалы! Плевать даже на то, что за нарушение границы его самого могут наказать! Главное – спасти людей…