Андрей Воронин - Слепой. Живая сталь

Следующим броском они достигли танка. Гриняк остался стоять на стреме, а Сумароков ящерицей бесшумно скользнул под брезент. Там зашуршало, негромко стукнуло, и сдавленный голос Сумарокова тихонько позвал:

– Леха, давай сюда!

Алексей Ильич подождал еще немного, пропуская мимо себя часового, и не так ловко, как более молодой коллега, но все же без приключений забрался в машину. Сообразительный Сумароков уже успел расчехлить наружные датчики и линзы и даже включить приборы, так что теперь, сидя под надежной защитой титановой брони, они могли видеть происходящее в ущелье лучше, чем при неверном свете луны и звезд.

– Туристы-авантюристы, – давая оценку собственным действиям, пробормотал Сумароков. – Ну что, будем ждать с моря погоды или прямо сейчас рванем?

– Ну куда ты рвешься, как пудель на прогулку? – осадил его Гриняк. – Раз уж начали, будем и дальше действовать, как договорились. Делом лучше займись, рвач!

– Это каким же? – удивился Сумароков.

– Боекомплект в центральный отсек перегрузи. Ты подавай, а я тут складывать буду. Только тихо давай, без звона!

– Весь? – помолчав, уточнил Сумароков.

– Пулеметы не трогай, – сказал Гриняк, – и на орудии оставь одну кассету – вдруг пригодится!

Сумароков снова помолчал, не делая попытки выполнить приказ командира экипажа.

– Что значит – пригодится? – спросил он осторожно. – Ты не стрелять ли собрался? В живых-то людей!

Алексей Ильич длинно вздохнул.

– А в мертвых, Гриша, стрелять незачем – они и так мертвые, – сообщил он. – Привыкай, на войне как на войне!

– Да уж, – проворчал Сумароков.

Тон у него был недовольный, но спорить дальше он не стал. Отличный специалист, настоящий мастер своего дела, в боевых действиях он, в отличие от Гриняка, не участвовал ни разу и (в отличие от покойного Сердюка) не особенно к такому участию стремился. Романтические настроения, которые приводят многих вчерашних школьников в военные училища, давно развеялись под натиском суровой реальности, и со временем Григорий Сумароков четко уяснил, что, хотя любит свою работу и не мыслит себя в какой-то иной профессии, по натуре является человеком миролюбивым, не склонным к агрессии и кровопролитию. А когда ему указывали на то, что офицер танковых войск с пацифистскими замашками представляет собой фигуру, мягко говоря, странную, отсылал указчиков к академику Сахарову – известному на всю планету правозащитнику, борцу за демократию, лауреату Нобелевской премии мира и по совместительству отцу советской водородной бомбы.

В принципе, в его позиции не было ничего нового или оригинального, если не считать того, как открыто он ее высказывал. Некоторые говорили – случалось, что и в глаза, – что его служба в армии представляет собой роковую ошибку, которая, когда дойдет до дела, может выйти боком, причем не ему одному. Сумароков не спорил и в драку не лез, оставаясь при своем мнении, и Алексей Ильич почему-то не сомневался, что в бою на него можно положиться.

А если бы даже и сомневался, это уже ничего не меняло: другого напарника у него все равно не было и пока что не предвиделось.

Перетаскивать из отсека в отсек боекомплект – работа не из легких, особенно когда приходится соблюдать тишину. Лишь слегка ослабевшая с наступлением ночи влажная тропическая жара задачу тоже не облегчала, и к тому времени, когда вмонтированные в приборный щиток часы показали без четверти четыре, оба уже основательно взмокли. Дело к этому моменту было уже почти закончено, и в центральном отсеке, и без того неспособном соперничать с бальным залом, стало окончательно не повернуться. Сумароков предложил перекурить и полюбоваться звездами, и Гриняк, глянув на часы, не стал возражать.

Осмотревшись через прибор ночного видения, они осторожно открыли люк и выставили головы из-под брезента. Спустя полминуты мимо опять прошел часовой; напарникам показалось, что он посмотрел в их сторону, но это было не страшно: увидеть их головы на фоне бесформенной темной груды брезента и возносящейся позади к звездному небу скальной стены он все равно не мог.

В течение нескольких минут ничего не происходило. Алексей Ильич уже начал слегка волноваться, но тут над дальним концом ущелья, в той стороне, где находился Сьюдад-Боливар, стремительно и беззвучно поднялось, на глазах набирая силу, мигающее мутно-красное зарево. Земля слабо содрогнулась от далекого сокрушительного удара; за первым толчком последовал второй, более сильный, и еще, и еще один…