Андрей Воронин - Слепой. Живая сталь

Больше всех был доволен сеньор Алонзо Моралес. Почему-то именно эта, не блещущая новизной и оригинальностью выдумка привела его в полнейший восторг, настолько бурный, что его превосходительство долго топал ногами и даже прослезился от смеха. Вспомнив о нем, Александр Андреевич тихонько вздохнул. Его превосходительство генерал Моралес… По звучанию это было что-то книжное, наполовину забытое и не имеющее никакого отношения к реальной жизни. Кажется, такой персонаж был у О'Генри в «Королях и капусте». Президент свободной республики Анчурия Моралес – вроде бы, так, хотя, возможно, и нет. Да это не так уж и важно; суть в том, что поначалу словосочетание «генерал Алонзо Моралес» вызывало у Александра Андреевича ассоциации с иронической комедией, фарсом, буффонадой – словом, с чем угодно, но только не с тем мрачным военно-политическим триллером, который, судя по некоторым признакам, затевался прямо у него на глазах. Да и сам сеньор Моралес при своей наружности и манерах опереточного латиноамериканского военного на поверку оказался персонажем отнюдь не комическим, а местами, и не столь уж редкими, даже и страшненьким.

Горобцу уже не впервые пришло в голову, что он напрасно ввязался в это дело. Высокий оклад, отличные премиальные, пальмы, скалы, океан, вкусная еда, отменная выпивка и смуглые, ласковые и сговорчивые мулатки, танцующие при свете факелов на пустынных песчаных пляжах – все это лишь на время, и притом далеко не до конца, могло отвлечь его от крайне неприятного ощущения, что он участвует в чем-то, чего лучше было бы совсем не затевать.

Откуда-то из-под земли, заставив ее ощутимо вздрогнуть, донесся тяжелый лязгающий удар. Александр Андреевич встрепенулся, словно вдруг пробудившись от сна наяву, озабоченно посмотрел на часы и, более не поднимая глаз к нашпигованному американскими спутниками-шпионами небу, заторопился в направлении главного сборочного цеха.

Мир за окном был окрашен в различные – в основном, светлые, основательно разбеленные – оттенки серого. С жемчужно-серого полуденного неба беззвучно и неустанно сыпался густой, липкий снег, покрывая ровным пушистым слоем все, чего касался. Неутомимые дворники-таджики капитулировали примерно час назад, вместе с пластиковыми лопатами и оранжевыми жилетами укрывшись в своих пропахших китайской лапшой и гашишем каморках, и несвоевременный мартовский снегопад не спеша, со вкусом стирал с московских улиц и дворов последние следы их трудовой деятельности. Припаркованные на дворовой стоянке машины буквально на глазах превращались в округлые бесформенные сугробы, электрические провода опасно провисли под тяжестью налипшего на них снега, и наученные горьким опытом прошлой зимы москвичи загодя доставали из ящиков и выкладывали на видные места предусмотрительно припасенные свечи.

– Мыло, говоришь, упало? – с неопределенной интонацией переспросил генерал Потапчук, невидящим взглядом наблюдая за тем, как набирающая силу весенняя метель ткет за окном подвижный, густеющий с каждым мгновением снежный занавес.

– Так точно, – подчеркнуто деловитым тоном добросовестного служаки подтвердил Глеб Сиверов. – Был, знаете ли, такой бородатый анекдот про двух кавказцев в бане.

– Знаю, знаю, – проворчал Федор Филиппович. – Дурацкий анекдот. Плоский, как земная твердь в представлении древнего грека.

– Зато помянут к месту, – возразил Глеб. Он помолчал, дожидаясь ответной реплики, не дождался и нарочито бодро, чтобы не выдать своих опасений, спросил: – Надеюсь, это всё?

– Надежда – наш компас земной, – сообщил генерал. – Но на этот раз твой компас, увы, безбожно врет. Вот, ознакомься.

Извлеченная из потертого матерчатого портфеля тонкая пластиковая папка с негромким шлепком приземлилась на полированную поверхность стола и скользнула по ней к Глебу. Не прикоснувшись к ней, агент по кличке Слепой посмотрел на своего куратора поверх темных солнцезащитных очков и осторожно осведомился:

– Неужели из той же оперы?

– Опера, может, и другая, – сказал Федор Филиппович. – Но манера исполнения должна остаться прежней.

– Взглянуть бы хоть одним глазком на партитуру, – рассеянно обронил Слепой.

– Зачем?

– Не люблю непредсказуемых финалов. А от этих нот, – Сиверов слегка приподнял за уголок пластиковую папку и тут же уронил ее обратно на стол, – за версту разит какой-то тухлятиной. И вообще… Знаете, как-то раз француз, американец и русский попали в кораблекрушение…