Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака

– Вот мы и дома, – сообщил мерцающим над головой звездам Глеб Сиверов и, ускорив шаг, стал спускаться с холма.

Слева от шоссе, дыша влажным, накопленным за долгий день теплом, тихо лежало под звездами Аравийское море. Дорога мало-помалу забирала вправо, в сторону пустыни. Отель, к которому с каждым шагом приближался Глеб, стоял между ней и берегом. Это было небольшое, уютное, скромное по здешним запредельно высоким меркам заведение – приют усталых путников, любителей уединения, не шибко раскрученная, но приносящая твердый и вполне себе приличный доход база дайверов. Хозяин этого укромного местечка носил не блещущее оригинальностью арабское имя Али и в незапамятные времена получил образование в далекой холодной России. Глеб не имел ни малейшего представления, кто, когда, при каких обстоятельствах и на каких условиях его завербовал; ясно было, однако, что эти самые условия господина Али вполне устраивают. Еще бы они его не устраивали! Насколько было известно Слепому, вся работа упомянутого господина на российские спецслужбы сводилась к тому, чтобы держать в постоянной готовности отдельный номер на тот случай, если в нем вдруг возникнет нужда. Оплачивалась эта непыльная работенка регулярно и весьма щедро, а какой владелец гостиницы откажется год за годом получать плату за номер, не имея при этом никаких хлопот с его постояльцами?

С учетом вышеизложенного Глеб очень надеялся, что лояльность господина Али по отношению к полузабытой за давностью лет стране снегов и балалаек не пошатнулась. В противном случае положение обещало стать не то чтобы катастрофическим, но весьма и весьма неприятным: Аравийский полуостров плохо приспособлен для дальних пеших прогулок без гроша в кармане, без документов и даже без головного убора, в перемазанной машинным маслом рванине и при полном отсутствии хоть сколько-нибудь убедительной легенды.

Надежды его оправдались, а опасения оказались напрасными. Пока он шел через холл к стойке рецепции, смуглый усатый портье смотрел на него, как чистоплотная хозяйка на ползущего по праздничной скатерти таракана. Усач имел вид человека, искренне надеющегося, что увиденный им наяву кошмар вот-вот развеется, как мираж, и не знающего, что делать, если этого не произойдет. Однако, когда Глеб на оксфордском английском доложил ему, что должен передать господину Али привет от проживающего в Европе племянника, портье мгновенно преисполнился радушия – видимо, был заранее предупрежден. Не откладывая дела в долгий ящик и демонстрируя весьма похвальное пренебрежение формальностями, он вручил Глебу ключ от номера. В услугах носильщика явившийся посреди ночи на своих двоих и с пустыми руками постоялец явно не нуждался, а коридорного портье звать не стал – надо полагать, из деликатности. Коридорному полагается давать на чай, а одежда гостя прозрачно намекала, что он нуждается в деньгах гораздо сильнее, чем здешняя обслуга. Глеб остался этим весьма доволен, поскольку, научившись скрывать неприязнь ко всяческого рода холуям, преодолеть ее так и не сумел.

Он еще не успел толком осмотреться в своих блистающих чистотой апартаментах, когда в дверь постучали, и в номер, кланяясь, вошел пожилой седоусый араб в сопровождении нагруженного подносом с едой и питьем слуги. Несомненно, то был господин Али собственной персоной, что он немедленно и подтвердил, представившись и спросив, как обстоят дела у его европейского племянника. Услышав в меру идиотский, как все фразы подобного рода, отзыв, он окончательно проникся к Глебу расположением, чуть ли не взашей вытолкал из номера едва успевшего поставить поднос на стол официанта и с ностальгической грустью поинтересовался, как там Москва.

Глеб пожал плечами и, удивленно заломив бровь, задал встречный вопрос: а с чего, собственно, любезный хозяин решил, что гость прибыл из России? Араб с извиняющейся улыбкой ответил, что ему так показалось, и, благоразумно оставив скользкую тему, как бы между прочим поведал о набитом вооруженными до зубов людьми вельботе, задержанном на рассвете патрульным катером береговой охраны у побережья близ мыса Фартак. Поначалу капитан принял этих людей за сбившихся с курса сомалийских пиратов и едва не расстрелял вельбот, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это никакие не сомалийцы, а русские. Сопротивления они не оказали, но закон есть закон, и до выяснения обстоятельств всех их подвергли аресту, тем более что для команды потерпевшего бедствие сухогруза их оказалось чересчур много, да и на моряков торгового флота большинство из них совсем не походило.