Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака

В этот самый, единственный и неповторимый миг Глеб выстрелил и, кашляя в едком тротиловом дыму, еще не зная, попал или нет, не столько услышал, сколько почувствовал, как в кармане зазвонил мобильный телефон.

– Это не бред, – отвечая на сорвавшуюся с языка Сергея Аркадьевича бессмысленную протестующую реплику, небрежно произнес Мордвинов. Он вразвалочку подошел к столу, опустился в удобное кресло для посетителей и вынул из бокового кармана френча портсигар. – Я не поленился съездить в Кубинку и проверить все на месте. Так вот, буквально за день до того, как этот так называемый Семибратов покорил твое сердце небезызвестной фотографией, в танковый музей явились два каких-то господина на машине с мигалкой. Один из них, тот, что постарше, предъявил удостоверение действующего генерала ФСБ. Несмотря на это, в дирекции пытались брыкаться, но разве с ФСБ поспоришь! В общем, Mk-V погрузили на платформу и отправили в Москву, выделив для сохранности сотрудника музея. Я говорил с ним – кстати, он не так уж дорого берет, – и выяснил, что танк был доставлен в один из павильонов «Мосфильма», где в соответствующих декорациях и при участии костюмированной массовки и был сделан известный снимок.

Кулешов, слушавший его с приоткрытым от изумления ртом, вдруг вновь обрел спокойствие, собранность и деловитость.

– И как давно ты это выяснил? – ровным голосом осведомился он.

– Недавно, – по-прежнему небрежно, с ленцой ответил Мордвинов, – дня три или четыре назад. Ну, от силы неделю.

– И ты молчал все это время?!

Мордвинов кивнул и щелкнул зажигалкой с нацистской эмблемой на крышке.

– А что говорить? – попыхивая дымком, сказал он. – Какой в этом смысл? В том, что он шпион и провокатор, я убедился намного раньше. И я не виноват, что ты покорно пошел за ним, как баран на бойню. Ты знаешь, раньше на скотобойнях держали специального козла – козла-провокатора, так это называлось. Он встречал доставленных на убой животных у ворот и на правах старожила увлекал за собой – сам понимаешь, куда.

– Иногда мне кажется, что ты ненормальный, – сказал Сергей Аркадьевич. – Что ты такое несешь?!

– Позволь, я объясню, – вмешался в их диалог Пагава, до этого скромно куривший в сторонке. – Умнее было бы просто уйти, но ради нашей старой дружбы я тебе кое-что растолкую. Видишь ли, он и есть ненормальный – настоящий, с диагнозом и справкой. И он очень многого тебе не сказал – не только о Семибратове, или как его там, но и о себе.

Мордвинов привольно развалился в кресле и издал пренебрежительное фырканье.

– Ну-ну, – сказал он.

– Не нукай, не запряг, – сказал ему Пагава, при желании умевший быть достаточно грубым. – Здесь не зал суда, и твоя медицинская справка тут не поможет. Знаешь, – обратился он к Кулешову, – у Акутагавы есть такой афоризм: идиот убежден, что вокруг него одни идиоты. Это сказано про него. – Ираклий Шалвович указал на Мордвинова. – А самое обидное, что до сего момента он имел полное право так думать. Ведь ты даже не представляешь, кто перед тобой! Обыкновенный учитель истории с Урала, который так увлекся своим предметом, что не заметил, как свихнулся и начал прямо на уроках цитировать семиклассникам «Майн кампф». Правда, у него хватало ума не ссылаться на источник цитат, а детишки самостоятельно установить этот источник не могли, потому что нынешняя молодежь вообще ни черта не читает, даже приключенческую литературу. Поэтому до поры, до времени никто ничего не замечал.

Слушая его, Мордвинов непринужденно стряхнул сигаретный пепел на сверкающий кленовый паркет, сунул сигарету в уголок рта и, щуря от дыма левый глаз, принялся неторопливо, картинно натягивать на ладони извлеченные откуда-то тонкие кожаные перчатки.

– Полюбуйся на него, – сказал Пагава. – И ты еще спрашиваешь, нормален ли он!

Сергей Аркадьевич послушно повернул голову и посмотрел на своего ближайшего помощника и, как ему представлялось до этой минуты, друга, целиком и полностью разделявшего его увлечение старинной бронетехникой. Помощник и друг, в гитлеровской униформе, с сигаретой на губе, без цели и смысла нацепивший в теплом помещении перчатки и теперь разглядывающий их, как ценное произведение искусства, действительно, смахивал на чокнутого. «Где были мои глаза?» – с ужасом подумал Сергей Аркадьевич.

– Если болезнь не лечить, она прогрессирует, – продолжал Ираклий Шалвович. – Наш приятель докатился до того, что начал щупать по углам десятилетних мальчиков. Чужой дяденька, учитель, который лезет к тебе в штанишки – это уже не теория нацизма, в этом нынешнее молодое поколение разбирается превосходно. Кто-то пожаловался родителям, случился скандал с увольнением… Один папаша подстерег его около подъезда и попытался набить морду, но наш поклонник фюрера был к этому готов и пырнул драчуна эсэсовским кортиком. Пострадавший выжил, а уголовное дело закрыли, потому что судебно-психиатрическая экспертиза признала нашего друга невменяемым. Его приговорили к принудительному лечению, а он ухитрился сбежать…