— Вилка, — он посмотрел ей в глаза и неожиданно накрыл ее руку, лежавшую на столе, своей ладонью, — я не знаю, что произойдет завтра. Вполне может быть, что ты права, и я вижу лишь возможное будущее, которое можно изменить, например, уехав за тридевять земель с девушкой, которую знаешь всего пять минут. А может быть, я завтра умру. Но что бы завтра ни произошло, я не хочу, чтобы это зацепило тебя, понимаешь? Поэтому я попрошу тебя об одном: завтра слушайся меня беспрекословно, хорошо? Если я скажу «Беги» — ты бежишь, не думая о том, как там я. Просто бежишь! Договорились?
— Ты что-то знаешь? — подалась вперед Виола. — Ты видел что-то еще, о чем мне просто не говоришь?
— Да ничего я не видел! И ничего не знаю.
— Тогда к чему ты завел этот разговор?
— Вот именно к тому, что я ничего не знаю о завтрашнем дне. Кроме одного: я завтра умру. Утром. Все! На этом мысль обрывается. Никаких картин апокалипсиса или бьющей в меня молнии, ничего! Потому и говорю: что бы завтра за мной ни пришло — тебя это задеть не должно.
— Но я тебя не брошу!
— Я и не прошу меня бросать. Просто не лезь на рожон и все. Пойми: я — телекинетик, меня очень сложно убить. И если кто-то или что-то окажется на это способен — ты этому никак не помешаешь. Просто весовые категории не те. Понимаешь?
— Понимаю… — нехотя признала Виола.
— Мы поняли друг друга? Ты обещаешь завтра меня слушаться?
— Я подумаю.
— Никаких «подумаю». И вообще, что за двойные стандарты? Я же пообещал тебе до завтрашнего обеда не использовать телекинез вообще? Так что давай и ты, принимай мои условия!
Виола посмотрела Вите в глаза. Краснота не уходила, но вроде бы и больше ее не становилось.
— Ладно, согласна!
— Вот и славно.
Закатное марево угасало. Ночь сползла с верхушек гор и расползалась по засыпающему Алтаю. Темнота обволакивала, сворачивалась клубком на порогах домов и домиков, ожидая возможности забраться внутрь. Она не была пугающей, в этой тьме не могло прятаться ничего опасного и желающего причинить тебе вред. Сгущающаяся ночь, спустившаяся с плеч горных великанов, несла с собой только покой и умиротворение… Она была лишь выдохом добрых великанов, стоявших на страже спокойствия как местных жителей, так и гостей сибирской Швейцарии.
Ночь пахла травами, этот запах ласкал и убаюкивал…
А еще темнота принесла с собой нежность…
— Пойдем в номер, — сказала Виола, вставая и решительно беря Витю за руку.
Он удивленно поднял на нее глаза.
— Погоди, рассчитаться же надо!
— Оставь пятитысячную, вряд ли мы больше съели!
— Да уж точно!
Но несмотря на сомнение в голосе, Витя послушался. Положил на стол пять тысяч, придавив их кружкой, чтобы купюру не унесло ветром, и вдруг хихикнул:
— Ты мне Карлсона напоминаешь.
— Я такая же круглая и маленькая?
— Нет. Просто он везде рассчитывался монетками в пять эре, помнишь?
— Не помню. Давно смотрела…
— Не смотреть надо было, а читать!
— Да какая разница?
— И то верно.
Виола уже вела его за руку к номеру.
— Витя, а можно я тебе нескромный вопрос задам?
— Можно. Я, правда, не буду обещать тебе, что отвечу.
— Почему ты настоял на двуспальной кровати? Просто из озорства или было что-то еще?
— Было! Понимаешь, я никогда не спал с девушкой.
От неожиданности Виола выпустила его руку и остановилась.
— То есть ты в свои 25… Ни разу, да даже я…
— Нет, я не в том смысле. Я именно в прямом. Я ни разу не спал с девушкой. А это, оказывается, очень здорово, просто спать с девушкой! С практически незнакомой, одетой девушкой, которая во сне доверчиво кладет тебе голову на плечо.
— Я думала, ты спишь!
— Спал бы — пропустил бы это чудо!
Виола придвинулась к нему, обвила его шею руками и быстро, словно боясь, что Витя оттолкнет ее, поцеловала в губы!
— Ну вот! Теперь я точно не засну всю ночь.
— И не надо!
Второй поцелуй был долгим и настоящим. Каждый из них смаковал это мгновение, в то же время боясь показаться слишком назойливым или слишком увлеченным процессом.
— Пойдем в номер! — сказала Виола, отстраняясь.
— Ты уверена?
— Это самый идиотский вопрос, который парень может задать девушке в такой ситуации! Да! Я уверена! Доставай ключи!
Она и в самом деле никогда еще не была так уверена!
И дело было не в страхе перед завтрашним днем или желании извлечь максимум удовольствия из дня сегодняшнего. Не в витиной уникальности или в чем-то еще. Просто эта ночь нашептывала, просила, требовала наполнить ее нежностью, и Виола хотела раствориться в этой ночи.
Читать дальше