Игорь Рябов - Пуля уже в пути

— Черт! — проорал парень и свалился набок. — Ты прострелил мне ногу.

Я спрыгнул с капота и, быстро приблизившись к нему, присел рядом на корточки. Ухватив мента за шиворот, опять усадил. Придерживая левой рукой за воротник, правой упер ствол пистолета в лоб чуть выше переносицы. Вдавил его с такой силой, что там отпечаталось круглое колечко.

— Неужели? А я думал, промазал. А теперь поразмышляй. Мне наплевать, кто ты такой: мент, мафик или президент Гондураса. Для меня ты просто один из уродов, которые обещают угробить меня и мою девчонку. А я такую роскошь предоставить вам не хочу. Так что следующая пуля разнесет твою черепушку. Я надеюсь, ты теперь это хорошо усвоил?

Пленник понимающе кивнул головой, кося глазами на мой палец, нервно подрагивающий на спусковом крючке.

— Да, я понял.

Голос его стал хриплым и глухим, словно доносился из подземелья.

— Вот и хорошо, что понял. Значит, мы найдем общий язык, и ты сможешь и дальше пыхтеть под синим небом Родины. Вот только не обещаю тебе, что это будет в нашем городе. По-моему, тебя заждались на южном берегу Северного Ледовитого океана. А может, в районе Колымы или солнечного Магадана. Это уж в Управлении исполнения наказаний решат, куда тебя отправить.

Я быстро прошмонал его карманы. Ничего интересного, кроме «Макарова» под мышкой и удостоверения в нагрудном кармане пиджака, не нашлось. Рассовав оба пистолета по своим карманам, я бросил удостоверение на капот машины. А затем толкнул пленника в плечо. Застонав от боли в простреленной ноге, он повалился набок, уткнувшись щекой в снег.

Я развязал его руки и, бросив ремень перед его лицом, произнес миролюбиво:

— Перетяни ногу повыше раны, а то еще окочуришься от потери крови и до суда не доживешь. Мне будет жаль пропустить такое незабываемое зрелище. Банда в серых мундирах на скамье подсудимых.

Он кряхтя, словно старый дед, вернулся в сидячее положение и, согнув в колене простреленную ногу, поморщился. Снег вокруг уже стал бледно-красным. А его лицо бледным. Печально вздохнув, он принялся перетягивать ногу ремнем.

А я вновь уселся на капот машины и раскрыл его удостоверение.

— Старший лейтенант милиции Копусов Андрей Анатольевич, — медленно прочитал я вслух то, что было написано там каллиграфическим почерком.

А затем посмотрел на строчки вверху, отпечатанные типографским шрифтом.

— Управление «Р» Министерства внутренних дел Российской Федерации. — И поскряб в задумчивости подбородок. — Что это такое? Чем вы занимаетесь в этом своем управлении?

Он вздохнул и неохотно объяснил:

— Прослушка телефонных линий подозреваемых, обеспечение средствами спецсвязи операций по наблюдению и задержанию…

— Ладно, с этим более или менее ясно. Только не говори мне, что вы работаете сейчас официально, гоняя меня по стране, как скаковую лошадь на ипподроме.

Копусов ничего не ответил, лишь уперся взглядом в пропитавшийся его кровью снег. Кровотечение из раны прекратилось, но вид у парня был не из лучших.

— Можешь не отвечать, и ежу все понятно. Интересно, сколько тебе лично пообещали, если дискета окажется у вас, а я буду закопан под кустиком в глухом лесочке?

— Миллион баксов и загранпаспорт на другую фамилию. — Он облизнул пересохшие губы. — Насколько я знаю, всем так обещали заплатить.

— Теперь уж не судьба тебе загорать на Канарских островах, — протянул я, поразившись возросшей цене за мою голову. Сибирским детективам, если мне не изменяет память, предложили сумму в сто раз меньшую. Но они были частники и дилетанты, так что стоит ли удивляться.

— Могу тебя огорчить, дружок, — я улыбнулся широко и открыто. — О честной дележке в вашей конторе неправедно нажитых баксов не может быть и речи. Ваш главарь явно рассчитывает урвать кусок миллионов на сто пожирнее. Да нам, правда, сейчас это совсем не интересно, ни мне, ни тебе.

Он взглянул на меня исподлобья и отвел глаза в сторону.

— Продолжим, — предложил я, закуривая. — Сколько вас таких жадных на баксы участвует в нижегородском сафари?

— Точно не знаю. — Копусов обессилено привалился спиной к дереву и воздел очи в небо, словно подсчитывал. — Человек десять, наверное. Я думаю, не меньше. Но всех не знаю. У нас совещаний не проводили. Каждый занимался своим делом.

Он грустно усмехнулся, произнеся последнюю фразу. Прекрасно сознает, паршивец, что это за дело. Вот только несметная куча баксов затмила голос рассудка. Мне-то проще, я защищаю свою и Оксанкину жизнь. А за это можно побороться любыми способами, не стесняясь в средствах. К тому же я не давал присяги стоять на страже закона и интересов трудящихся.