Игорь Рябов - Пуля уже в пути

Ее голос постепенно усиливался, переходя к истерическим ноткам. Но глаза потухли, и в них больше не присутствовала жизнь.

Я опустился рядом на колени и взял ее разгоряченную руку в свою.

— Ксюшка, пожалуйста, вставай, — ласково произнес я и пошел на хитрость. — Ну хочешь, мы поженимся, как только вернемся в Нижний? Обещаю.

И я широко улыбнулся, пытаясь задеть Ксюшку за живое, разбудить хоть какие-нибудь чувства. То было беспардонное вранье. Даже если я и решусь на такой смелый шаг, свадьба раньше чем через три года по закону невозможна. Но я должен был вывести девчонку из ступора.

Морозец потихоньку усиливался с наступлением утра. И на востоке, там, куда мы и шли, небо уже слегка посерело. Если мы и не выберемся из этой чертовой тайги, то скоро околеем.

Оксанка вяло выдернула свою руку из моих и, повалившись спиной на землю, произнесла безразлично:

— Отстань. Ты мне надоел. Иди куда хочешь, а я останусь здесь.

Я поднялся на ноги и сделал несколько шагов в сторону.

— Так я пошел.

— Иди, — равнодушно прошептала она и закрыла глаза.

Оставался один способ попробовать вывести Ксюху из состояния безразличия ко всему. Страх и ненависть. Сильные и неожиданные чувства могут ее расшевелить. Главное, чтобы в глазах появились искорки жизни, неважно какие, добрые или злые.

— Что ж, вольному воля. Можешь оставаться здесь и замерзать в свое удовольствие. Только жаль пропадать добру. Хоть попользуюсь напоследок.

И я навалился на нее всем телом, принявшись расстегивать шубку. Когда дело дошло до блузки, я для пущего эффекта просто рванул ее вниз. Ткань затрещала, и маленькие пуговки, вырванные с корнем, посыпались в снег.

Ксюха, ошалевшая от происходящего, резко открыла глаза. В них плескалась злость. Девчонка активно засопротивлялась, извиваясь ужом подо мной. Слова вылетали из нее с присвистом, дышала она часто и загнанно.

— Сволочь! Гад!

Я припечатал ее руки к земле и, ухмыляясь, наклонился над ней. А затем смачно поцеловал прямо в губы долгим поцелуем.

— А ну отпусти меня! — Она гневно сверкала глазищами. — Кому сказала, пусти!

Я отпустил ее руки, и она тут же залепила мне звонкую пощечину. А затем, упершись кулачками в грудь, столкнула с себя. И откуда только силы взялись. Оторвавшись от земли, она села и, тяжело дыша, выпалила:

— Убирайся к черту, Филин! Я ненавижу тебя!

— Вот это уже лучше. — Я встал, потирая горящую огнем щеку, и как ни в чем не бывало продолжил: — Вставай, Ксюха. Поразвлеклись и хватит. Пора в путь.

— Отвали от меня! Никуда я с тобой не пойду.

Но сказана фраза была уже совсем другим тоном.

В нем теперь явно прослеживалось желание жить, а апатия исчезла неведомо куда. Осталось сломать-последний рубеж обороны и заставить девчонку подняться на ноги. А дальше все само собой пойдет.

Я вытащил из кармана пистолет и, передернув затвор, направил дуло на нее. Оксанкины глаза, и до этого огромные, еще больше округлились от страха.

— А ну поднимай свой зад, — строго приказал я и слегка качнул стволом. — Или сейчас пристрелю, как загнанную лошадь, чтоб не мучилась. Живо!

И для полного правдоподобия нажал на спуск. Раскатисто грохнул выстрел, и пуля вонзилась в нескольких сантиметрах от ее ноги, вздыбив маленький фонтанчик из пушистого снега. Ксюшка вскочила на ноги, будто ее ужалила змея, и дико вытаращила гляделки.

— А теперь за мной. И не отставать. Шаг вправо и влево — считается побег. Прыжок на месте — провокация. Пристрелю не задумываясь. Все понятно?

Ксюшка судорожно сглотнула слюну и послушно кивнула головой.

— Вот так-то, — назидательно произнес я и, спрятав пистолет обратно в карман пальто, закурил. А затем, резко сменив тон, почти ласково продолжил:

— Пошли дальше, ребенок. И больше не капризничай. Я понимаю, тебе тяжело. Но у нас нет другого выхода, кроме как двигаться вперед.

И, отвернувшись от нее, вскарабкался на другой склон овражка. Оглядываться назад я не стал, так как слышал, что девчонка старается не отстать от меня. Жалко, конечно, что пришлось так некрасиво и жестоко поступить, но иначе невозможно было бы заставить ее продолжить борьбу за жизнь. Представляю, что она сейчас обо мне думает и какими словами обзывает.

Ксюшка позади меня мрачно сопела, но шла след в след. Именно это мне и требовалось.

Через час мы неожиданно для себя вышли на широкую поляну прямо посреди леса. На ней стояли припорошенные снегом три высоких стога сена. Я посмотрел на предрассветное небо и, выбрав крайний к лесу стог, уверенно направился к нему.