Игорь Рябов - Пуля уже в пути

Новиков взялся было за автомат, но я приложил палец к губам, осуждающе покачав головой. Поднимать шум на всю округу для нас равносильно добровольной сдаче в плен.

— Не буянь, — одними губами прошептал я и вытащил нож из чехла. — Уберем их тихо. По водной глади звуки выстрелов далеко разносятся.

Коля сделал то же самое, и я ткнул указательным перстом вначале в него, а затем в зад мафика, склонившегося над посудиной. Напарник уверенно сложил пальцы, что должно было означать о‘кей. Пришлось поверить на слово.

Осторожно раздвинув кусты, я выполз на открытое пространство и, вскочив на ноги, метнул нож. Прокрутившись в полете только один раз, он вонзился мафику в утробу на сантиметр ниже солнечного сплетения.

Неистово завопив, тот схватился обеими руками за рукоятку и попытался встать. Глазищи его, и так большущие, расширились от боли и ужаса. Автомат свалился с колен на примятую траву.

Николай к этому моменту уже заканчивал со вторым мафиком, отправляя его бездыханное тело вниз по течению. Я же, не теряя драгоценного времени, бросился вперед и добил раненого мощным ударом приклада в висок. Кость звонко хрустнула, и неприятель замертво обрушился к моим ногам.

— На том свете докуришь, — наступив на продолжавший дымить бычок, сказал я. — У чертей наверняка такого барахла в достатке, и они для дружка не пожалеют табачку.

Рядом возник Новиков, прерывисто дыша.

— Хиляк отправился купаться, — торжествующе доложил он. — Жарко сегодня.

— Я видел, Колек. Присоедини к нему и этого. — Я вытащил у мертвеца нож из брюха и вытер лезвие об его же штанину. — Вдвоем им будет веселее плескаться. А я за Оксанкой схожу… И найди у них чего-нибудь пожрать. Наверняка что-то отыщется. Не в ресторан же они ходили три раза в день.

Ксюшка сидела там же, где мы ее и оставили. В руках она сжимала пистолет, и я не рискнул приближаться неопознанным. Еще издали гаркнул во всю глотку:

— Ксюха, это я! Все в порядке. Опусти пушку, а то мне еще хочется на твоей свадьбе погулять.

Она радостно вскочила с рюкзаков и бросилась мне навстречу. Повиснув у меня на шее, скороговоркой выдохнула:

— Наконец-то вернулся. А то страшно одной. Кто там так кричал? У меня аж кровь в жилах застыла от ужаса. Я подумала, с вами что-то случилось, и перепугалась до смерти…

— Да Колька все балуется. Так на бедного медведя нагнал страху своей улыбкой, что тот и заорал не своим голосом да на противоположный берег помчался.

— А что, здесь и медведи водятся? — доверчиво поинтересовалась девчонка.

Я поскреб пятерней подбородок, уже покрывшийся колючей порослью.

— А хрен их знает! Наверное, водятся. А может быть, это снежный человек заблудился, спускаясь с гор за солью…

Нести два рюкзака сразу было тяжеловато. И когда мы наконец-то добрались до избушки на курьих ножках, с меня в три ручья лил пот, а дыхание стало похоже на кваканье старой простуженной лягушки. С облегчением скинув с себя котомки, я повалился прямо на них. Вытащив сигарету, с небывалым наслаждением закурил.

Оксанка присела рядом, по-турецки подогнув под себя ноги. И, чуть склонив набок голову, принялась внимательно меня разглядывать, словно впервые видела такого страшилу. Мне сразу же стало грустно под ее пристальным взглядом.

— Да! Старый я, старый! — с непонятным самому себе ожесточением произнес я и глубоко затянулся едким дымом, едва не закашлявшись.

— Нет, — небрежно отмахнулась Ксюха. — Я совсем о другом думаю.

— И о чем же, если не секрет?

— В том-то и дело, что секрет. — Она томно потянулась.

В эту минуту из хибарки донесся радостный вопль Новикова:

— Ура! Нашел!

Затем появился и он сам, прижимая к груди шесть небольших металлических банок. Свалил их к нашим ногам.

Я взял одну из банок и, повертев ее в руках, прочитал вслух написанное на бумажной этикетке по-английски:

— Говядина тушеная. Произведено в США.

Глаза у Оксанки запылали голодным блеском, и я немедленно вонзил нож в податливую жестянку.

— Один момент, сударыня. — Нож легко пробил тонкий металл, и я принялся срезать его вкруговую. — Сейчас закатим пир горой.

Новиков опять исчез в избушке, а вернувшись, протянул Ксюхе обшарпанную алюминиевую ложку.

— Единственную нашел, — как бы оправдываясь, сказал он и выставил на всеобщее обозрение три банки с пивом.

Пиво оказалось теплым, но я был рад и такому. Мучил не так голод, как жажда. Еще немного, и я был бы готов лакать мутную воду прямо из реки, наплевав на тифозные палочки и дизентерию. Да и девчонке не позавидуешь.