Илья Рясной - Белый легион - Террор не пройдет!

В качестве основного исполнителя был выбран известный мастер террористических многоходовок Рамазан Актов, больше известный как правая рука бессмертного колченогого отца чеченского террора Муртазалиева. В столицу выдвинулись рядовые исполнители. Разместились здесь и терпеливо ждали обещанных взрывчатки и изотопов. Пятеро из них готовы были ошахидить-ся — принять мученическую смерть за веру. Остальные рассчитывали выполнить работу и уйти, сорвав хороший куш. Сам депутат Сельмурзаев адресов боевиков не знал. Аюпов счел за благо не посвящать его в такие подробности — береженого Аллах бережет. Депутат оказывал поддержку деньгами, информацией и кое-какими ресурсами.

— Сколько, по расчетам, должно было погибнуть мирного населения? — спросил Глеб.

— По приблизительным оценкам от трех до пятидесяти тысяч, — глаза депутата были полуприкрыты, слова звучали отстранение, скрипуче. Пленник был похож на механическую куклу, у которой кончается завод и проржавели пружины. — Перед терактом чеченцы и дружественно настроенные лица будут предупреждены. Не все, только самые ценные…

— Какими соображениями могут быть оправданы подобные жертвы среди мирного населения?

— Для вас это мирное население. Для нас — никто. Чужая вера, враждебный нам образ жизни. Враг, который подлежит уничтожению, кроме детей младше пяти лет и стариков, которые не могут рожать детей, но могут еще работать, — слова текли без задержки, как будто отрепетированная не раз речь.

— Как по писаному шпарит, мерзавец, — хмыкнул Глеб.

— При психосканировании легко выплывают на поверхность глубинные подсознательные маркеры. Они — следствие социального зомбирования. Тут и религиозные, и бытовые постулаты, и неписаные законы племени, в общем, тот самый пресс, которым с детства у человека подавляется личность и трансформируются морально-нравственные оценки. Он не принял эти истины на веру после долгих размышлений о смысле жизни. Они вбиты в него, — пояснил Доктор.

— Понятно, — кивнул Глеб.

— Особенно мощные маркеры оставляет идеология мусульманского фундаментализма, будто специально созданная для зомбирования. Сельмурзаев может, блистая в обществе, разъезжая на лимузине по московским политическим бомондам, читать Бебеля и Бабеля, но в подсознании стоят флажки. В этом заключается мощь глобальных идеологических движений. И дело не только в мозге человека. Тут сказываются еще совершенно неизученные связи в биоинформационном поле.

— Все слишком мудрено, — усмехнулся Глеб. — Нам нужно немного. Чтобы этот подонок еще поработал на нас.

— Тогда продолжаем обработку…

Доктор снова взялся за подопытного. На этот раз в ход пошла «медуза» — металлический колпак со щупальцами проводов, отходящих к жестяному ящику и компьютеру.

Еще через полчаса Сельмурзаев был готов к новому этапу.

— Экстренная связь с Рамазаном, — нагнулся над ним Глеб. Сейчас депутат смотрел на него, выпучив глаза, и глаза эти были стеклянные. — Есть канал?

— Есть.

— Ты вызовешь его…

— Я не могу.

— Это надо для проведения священной акции возмездия, — мягко произнес Доктор, касаясь рукой плеча пленного. — Это очень важно. Ты сделаешь это.

— Сделаю…

Глеб протянул депутату его же мобильник.

Депутат нащелкал номер экстренной связи с Рамазаном Актовым. И назначил срочную встречу. Дал отбой и произнес:

— Я все сделал.

— Молодец, — сказал Глеб и повернулся к Доктору: — Нужно привести депутата в транспортабельное и послушное состояние.

— Нужно, значит, приведем, — кивнул Доктор, разглядывая подопытного, удовлетворенно, как скульптор, которому осталось совсем немного, чтобы довести свое творение до товарного вида.

С последней частью работы он справился за полчаса.

— А теперь поехали, — Глеб положил руку на плечо Сельмурзаева, которого освободили от датчиков и зажимов.

Депутат был готов ехать куда угодно…

Удара не последовало.

Бугай пристроился в кабинке. Но пробыл там недолго.

Гурвич мысленно перекрестился. У него было такое ощущение, что его только что похоронили, а потом выкопали еще живым. Сердце ухало. В висках пульсировала кровь…

«Надо же быть таким дураком! — обругал он себя. — Что теперь, бояться каждого встречного?! Ничего не произошло! Это глюки! Коль со стенок лезут руки, не пугайтесь — это глюки… Глюки… Глюки… Глюки?»

Вдруг на Гурвича снизошло какое-то вселенское спокойствие. И вместе с ним ясное понимание ситуации. Он совершенно определенно понял, нет, даже не понял, а постиг, что никаких глюков не было. Ситуация вот она, на ладони!