Алексей Макеев - Там, где бьется артерия (сборник)

Уважительно глянув на бабулю, свободно произносящую «апартаменты» и «Хилтон», гости заверили, что о лучшем и мечтать не могли. Уплатив сразу за несколько дней вперед, приятели начали располагаться на новом месте. Включив местный телеканал, они распаковывали вещи, обсуждая планы на завтра.

С утра к ним обещал подойти староста, чтобы персонально проводить к каждому из тех, с кем опера планировали поговорить (родственники погибших и пропавших без вести, очевидцы странных явлений и т. д.). Кроме того, приятелями была намечена поездка в райотдел для ознакомления с висяками. Одновременно с этим определили, что обязательно нужно будет встретиться с мальчиком, спасшимся от тех, кого он принял за вурдалаков. По предположению Стаса, не лишним было бы съездить и на руины Мельничного – вдруг там удастся увидеть что-то дельное? Гуров с ним согласился полностью – он и сам обдумывал подобный вариант еще во время обхода кладбища. Вот только завтра с этим вряд ли что получится – где на все эти дела набраться времени? Дай бог, хотя бы с половиной намеченного управиться.

После короткого стука в дверь в комнату заглянула Раиса Григорьевна и пригласила к столу. Стол оказался сугубо деревенским и весьма обильным. Помимо отменных щей со свининой и жареного карпа, постояльцам было предложено свежее молоко и сотовый мед. Крячко, как завзятый любитель «повеселиться, а особенно поесть», издав преисполненное восхищения «Ух, ты!», немедленно вооружился ложкой.

По достоинству оценив предложенное изобилие, опера приступили к трапезе, оценивая ее в превосходительных тонах. Впрочем, не забывали они и о том главном, ради чего сюда приехали. Отрезая ломоть от ковриги домашней выпечки, Гуров как бы ненароком поинтересовался у хозяйки дома, присевшей на другом конце стола, что думает она о происходящем на хуторе.

– А что тут думать? – сокрушенно вздохнула женщина. – Это все поганка Наирка натворила. Из-за нее тут творится невесть что.

– А Наирка – это кто? – на секунду оторвавшись от еды, спросил Станислав.

Безнадежно махнув рукой, Раиса Григорьевна рассказала, что пять лет назад к ним на хутор откуда-то приехала некая особа под сорок, одинокая, но «шустрая – как помело». Она сняла пустующий дом у родни его бывших хозяев и устроилась работать к местному предпринимателю продавщицей в его магазин. Звали ее Тамарой, но сама себя она предпочитала называть Наири. Откуда она приехала, выяснить никому так и не удалось. Но где-то, как-то все же просочилось, что Тамара-Наири одно время состояла в некой секте восточного толка. Правда, из нее она ушла, по какой-то причине не поладив с главным «гуру». Однако, даже уйдя из секты, Тамара-Наири продолжала соблюдать все тамошние обряды и ритуалы.

– И только года через три мы узнали, что состояла она не где-нибудь, не как-нибудь, а в чернокнижниках! – огорченно вздохнула хозяйка. – К ней тут же все наши ходить за покупками перестали. Хозяин начал бурчать: чего это выручки нет? Ты или делай выручку, или уходи. А она обозлилась и сказала: «Ну, вы меня еще не раз вспомните!» А было это накануне полнолуния. Что уж эта Наири вытворяла той ночью – не знает никто. Только на следующее утро она исчезла, как будто ее тут и не бывало никогда. А у нас с той поры начали твориться всякие безобразия. То скотина на лугу чем-нибудь отравится, то дом у кого-то загорится… Вот теперь и поминаем ее недобрым словом!

Не отрываясь от ужина, Крячко заговорил со скептической улыбкой:

– Раиса Григорьевна, знаете, у нас с Львом Ивановичем было несколько дел, где жулики, бандиты, всевозможные там мошенники свои преступления маскировали под что-то сверхъестественное. И ведь как ловко это проделывали! Иной раз, знаете, даже наши коллеги начинали уверять: мужики, да ничего вы тут не раскроете! Это, дескать, сплошная мистика! И что же?! Как миленьких выводили всех этих «магов» и «чародеев» на чистую воду.

По его словам, все те «копперфильды», с которыми довелось иметь дело, вовсю злоупотребляли самыми недостойными приемами – наглой мистификацией, запугиванием, примитивным трюкачеством, выдавая ловкость рук за чудотворство. Но такими бойкими и самоуверенными «маги» и «чародеи» являли себя не слишком долго, только до того момента, пока на их запястьях не защелкивались «браслеты». И если до задержания они шантажировали оперов и порчей, и проклятиями, то сразу же после водворения за решетку начинались охи и слезы: ой, пожалейте меня, несчастненького!