Максим Шахов - Инцидент в Ле Бурже

Воцарилось молчание.

— Чепуха! — вдруг странным голосом проговорил Тропинин. — Все, что вы тут наговорили, полная чепуха. Молчанов не мог меня бросить. Мы практически родственники. Он никогда так не сделает. Не дождетесь.

— Вот видишь! — повернулся Данилов к Ликостратову. — Я оказался прав — Молчанов жив. Нас обманули, как мальчишек! Как сопливых пацанов!

— Да не расстраивайся ты так! Может быть, еще все обойдется. Мы должны выбраться отсюда — я чувствую это.

Тропинин, притихший, было, у них под ногами, вдруг заерзал и задергался.

— Вы должны… — задыхаясь, заговорил он. — Вы должны выбраться! Я не хочу… Я не хочу тут умирать! Делайте же что-нибудь! — При этом он все порывался схватить за штанину то Ликостратова, то Данилова.

— Вона как заговорил! — сказал фотограф, брезгливо отстраняясь. — Жареным, видать, запахло! А то все супермена из себя строил, через губу разговаривал…

— Слишком поверил человек в родственные связи, — заметил Данилов. — А теперь дошло, что его тоже в расход списали. Крушение всей системы ценностей у человека… Но, по сути, и он, и ты, Костя, правы. Выбираться надо. Вот только каким образом?

— Идиоты! — завопил Тропинин. — Чешете языками, как бабы, вместо того чтобы действовать! Эх, если бы не нога…

— Да уж, будь у тебя руки-ноги целы, ты такого бы натворил! — усмехнулся Ликостратов.

— Да идите вы к чертовой матери! — почти в истерике завопил Тропинин и принялся лихорадочно рыться в карманах.

Наконец он отыскал в одном из них телефон и принялся тыкать в кнопки трясущимися пальцами. Он долго тыкал, потом подносил трубку к уху и тревожно вслушивался. Данилов с Ликостратовым с мрачным любопытством наблюдали за ним. Но вскоре авиамеханик зарычал, точно ему прищемили пальцы, и швырнул телефон куда-то в гулкую глубину трюма.

— Никого нет дома? — сочувственно спросил Данилов. — Боюсь, что связаться отсюда нам ни с кем не удастся. Мы здесь как в бомбоубежище.

— Скорее, как в склепе, — мрачно уточнил Ликостратов. — В братской могиле.

Это замечание плохо увязывалось с уверенностью в победе, которую Ликостратов высказывал совсем недавно, но вряд ли фотограф заметил несоответствие. Настроение у него менялось каждую минуту.

Тропинин посмотрел на него взглядом, полным то ли ненависти, то ли звериной тоски, но не промолвил ни слова. Данилов тоже не стал комментировать бестактное высказывание приятеля и только через несколько минут задумчиво пробормотал, глядя на помигивающий глазок плафона:

— Интересно, как далеко от Парижа собираются они нас завезти? И вообще, где мы сейчас? Есть какие-нибудь соображения?

— Леша, не парься! Не ломай голову, — с досадой проговорил Ликостратов. — Какая разница, на каком километре нас собираются прикончить? Я уверен, что им нас не одолеть. Бог на нашей стороне.

Он снова был преисполнен оптимизма или только делал вид, но в создавшейся ситуации это было уже немало. Тропинин же расклеился совершенно. Он сидел на днище баржи, истерзанный, грязный, перемазанный в собственной крови, и смотрел в одну точку безумным взглядом. Данилов подозревал, что рана авиамеханика не слишком опасна и не так уж болезненна и вообще он мог бы держаться немного потверже, но, видимо, лишенный привычного комфорта, статуса и ясных перспектив, Тропинин, что называется, «поплыл» и начал быстро терять остатки сил и достоинства.

У Данилова и у самого было паршиво на душе. Ни на один из вопросов, которые его терзали, не было ответа, и он не знал, что делать. Пожалуй, сегодня их положение с полным на то основанием можно было назвать безвыходным.

То же самое чувствовал и Ликостратов. Вскоре он потерял всякое желание разговаривать и уселся с отстраненным видом возле ящиков. Данилов присел рядом, и они погрузились в невеселые размышления. По часам выходило, что плывут по Сене они уже не менее часа. Сколько будет еще продолжаться это путешествие, можно было только гадать.

Данилов на всякий случай проверил оружие. В их распоряжении оставалось девять патронов. Совсем немного, учитывая обстоятельства, но он подозревал, что вряд ли им удастся воспользоваться даже таким невеликим боезапасом. Враги наверняка приготовили им какой-нибудь особенный сюрприз. Как вскоре выяснилось, он не ошибся.

Баржа размеренно и целеустремленно пыхтела вдоль по Сене еще минут тридцать. Неутомимо стучал мотор, помаргивали лампочки, а потом вдруг что-то изменилось. Обороты дизеля уменьшились, и вскоре он вовсе замолк. Внезапная тишина напугала всех. И Данилов, и Ликостратов тут же вскочили на ноги и стали напряженно вслушиваться. Даже Тропинин вроде бы пришел в себя, и взгляд его сделался осмысленным.