Стивен Хантер - Гавана

— Fungola! [4] — выругался Фрэнки, швыряя под ноги пустое оружие.

Он осмотрелся и взмолился про себя, чтобы подъехал Ленни, но Ленни уже давно покинул поле боя. Послышался вой сирен, и Фрэнки показалось, что несколько особенно храбрых граждан принялись указывать на него пальцами.

— Вы убили лошадь! — выкрикнула какая-то женщина.

Фрэнки решил, что сейчас не лучшее время для того, чтобы вдаваться в объяснения, повернулся и пустился бежать по переулку, словно за ним гнались черти.

Ранней весной тысяча девятьсот пятьдесят третьего года главным нарушителем спокойствия среди обитавших в Гаване дипломатов — любителей тенниса оказался Уиннетка. Свое прозвище он получил по названию очень популярной в тридцатые годы песенки [5]. Оно как нельзя лучше подходило этому человеку, крупному, сильному, непобедимому, — одним словом, живому воплощению Америки. И неважно, что на самом деле он родился в Кенилуорте, крохотном самодовольном городишке, расположенном хотя и на побережье озера Мичиган, но значительно севернее Уиннетки. Он был достаточно близок к Уиннетке. Звали его Роджер Сент-Джон Ивенс, а особое очарование его персоне придавал постоянно циркулировавший слух о том, что он является тайным агентом разведки.

В этом сезоне он был прямо-таки нарасхват. Самое меньшее три или четыре раза в неделю он играл на кортах своего посольства или других посольств, укрывшихся среди деревьев в тенистом Ведадо, на кортах Загородного клуба Гаваны или (что бывало реже) на частных кортах при больших коттеджах в пригороде Мирамар, расположенных неподалеку от Ла-Кинты и принадлежавших управляющим «Домино шугар» или важным шишкам из «Юнайтед фрут компани». И повсюду — в посольствах, в огромных, смотрящих на север коттеджах Мирамара и Буэна-Висты, на кортах Ведадо и даже в таких дальних местах, как Ла-Плайя, яхт-клуб и Загородный клуб, — красота, сила и обаяние делали этого человека предметом вожделения множества богатых молодых леди, главным гостем на обедах и настоящей душой общества.

В один прекрасный день поздней весны, когда небо было безоблачно синим, а изнуряющая жара еще не успела навалиться на Жемчужину Антильских островов, когда у ветерка, гулявшего по Гаване, хватало сил лишь на то, чтобы развевать флаги, раскачивать ветви пальм и заставлять замирать в сладкой истоме сердца юных девушек, Роджер, выполняя подачу, высоко подбросил мяч. Его длинное тело изогнулось, повинуясь инстинкту, и сила растеклась по нему волной; прошел немыслимо сложный расчет взаимодействия руки и глаза, которые повиновались Роджеру намного лучше, чем это бывает у большинства людей. Когда мяч покинул ладонь, Роджер напрягся, затем резко распрямился, и его немного вывернутая в английском стиле рука с ракеткой описала красивую дугу. Ракетка соприкоснулась с мячом в наивысшей точке его подъема — почти музыкальное «понг!» известило о том, что соприкосновение произошло вполне удовлетворительно, — и направила его под выверенным острым углом через сетку, выполнив идеальный плоский удар. Мяч со свистом полетел прямо к меловой линии, разделявшей пополам противоположную сторону площадки, попал в намеченную точку, взметнув облачко белой пыли, и отскочил далеко за пределы досягаемости бедного противника, которому не помог даже отчаянный бросок.

Гейм, сет, матч!

Двум его противникам, Биллу и Теду, высокопоставленным служащим «Юнайтед фрут», оставалось только смириться с неизбежным.

— Вот так-то, парни, — пропел Роджер, позволив себе ощутить вкус радости победившего хищника.

— Хорошо сделано, старина, — отозвался Билл, который хотя и не имел счастья принадлежать к «Лиге плюща» [6], однако перенял от людей, определявших американскую бизнес-культуру острова, некоторую долю аффектации, присущей жителям Востока.

Партнер Роджера, его честолюбивый молодой помощник Уолтер, игравший в теннис самозабвенно, но без вдохновения и всегда немного запаздывавший с движениями, вприпрыжку подбежал со своей стороны площадки и хлопнул ладонью по струнам ракетки, салютуя тем самым великолепной игре своего партнера.

— Да здравствует Большой Уиннетка! Гип-гип, ура! Голос Уолтера срывался от восхищения и преклонения перед боссом.

Игроки собрались у сетки, пожали друг другу руки, перекинулись несколькими репликами по поводу закончившейся игры и пошли к скамейкам, на которых лежали полотенца для вытирания пота.

— Я думаю, самое время выпить, — сказал Тед. — Педро, принеси, пожалуйста, мохитос. К бассейну. И скажи Мануэло: пусть не жалеет рому. Я думаю, что мы можем себе это позволить. — Он подмигнул Роджеру. — У меня хороший запас «бакарди».