Стивен Хантер - Гавана

— Кажется, вы удивлены, мистер Ивенс. Похоже, вам еще не приходилось иметь с нами дело.

— Не приходилось, — ответил Роджер. — До сих пор в этом не было необходимости. У меня свои задачи. Наша встреча, мистер, э-э, Пашин, была вашей идеей. Давайте не будем играть друг у друга на нервах. Ближе к делу.

— Но сначала выпьем.

Русский поднял руку, повелительно щелкнул пальцами, и у столика тут же появился официант.

— Сеньор Пашин...

— Родриго, бутылку «сент-эмильона» сорок восьмого года.

— Si, senor. Как обычно.

— А что вам, мистер Ивенс?

Роджер чуть не отказался. С врагами не пьют. Это не принято. Никто не поймет. Но трудности только подзадоривали его. В конце концов, какого черта?

— Джин с тоником. «Танкерей». Большой кусок лимона. Только не выжимайте. Я выжму сам.

— Si, senor.

Они сидели в элегантном баре ресторана «Салон Майами» на Малеконе. За оживленной набережной начиналось лазурное Карибское море, раскинувшееся до самого горизонта, на котором виднелись облака. Одинокую пальму трепал ветер. Похоже, собирался шторм.

— Догадываюсь, что вы пригласили меня не для светской беседы, — сказал Роджер. — Вы прислали мне сообщение. Я пришел. Вы сказали, что у вас есть предложение. Я согласен его выслушать. Но предупреждаю заранее: скорее всего, я скажу «нет». У нас очень строгие правила. Если потребуется, я сообщу об этом разговоре в свою штаб-квартиру.

— Дело ваше. Да, у меня действительно есть предложение. Подумайте над ним. Мне кажется, оно будет для вас выгодно. Я не продавец, и здесь не распродажа. Просто мне кажется, что мы с вами оказались в похожей ситуации.

Принесли напитки. Роджер выпил свой и быстро заказал еще один. Тем временем русский устроил настоящее зрелище: понюхал принесенное вино, размешал его, сделал сначала маленький глоток, потом большой и наконец одобрил.

— Не хочу быть грубым, — сказал Роджер, — но что вы надеетесь мне предложить? И каким образом мы с вами могли оказаться в похожей ситуации?

— Из-за наших помощников. Мой помощник — старик. У него в Москве сильные покровители, которые заинтересованы в том, чтобы он преуспел. Я не могу прижать его к ногтю. Он начнет плакаться им, и мне тут же пришлют телеграмму с выговором. Очень досадно.

— А мой?

— Обстоятельства другие, но проблема та же. Ваш помощник молод и честолюбив. Склонен к интригам. Вы не доверяете ему. И не слишком рассчитываете на его преданность.

Роджер попытался скрыть недовольство, вызванное чрезмерной информированностью русского, но у него это не слишком хорошо получилось.

— Мистер Ивенс, вы думаете, что в вашем посольстве у меня есть шпион? Уверяю вас, это не так. Но круг дипломатов на Кубе достаточно узок. Люди говорят, а я слушаю. Вот так я и узнал, что вы не очень уверены в лояльности своего помощника.

— Он лоялен по отношению ко мне, потому что я представляю Управление, и ему это прекрасно известно.

Роджер говорил с таким видом, словно речь шла о религии, но в глубине души ощущал гнев. Кто знает об Уолтере «Френчи» Шорте что-нибудь определенное? Кем был Уолтер «Френчи» Шорт? И кто дал ему эту дурацкую кличку?

— Ну, если так, то мы оба даром потратили время. Прошу прощения. Если хотите, я вас оставлю. Но мы можем приятно провести время и немного посплетничать. Я слышал, что вы прекрасный спортсмен. Это полезно; я уверен, что вы этим пользуетесь. Жалею, что у меня нет вашего дара. Я учусь, но без особого...

— Ладно, — перебил его Роджер. — Это правда. Уолтер — не лучший из помощников. Я не знаю, что творится у него в мозгу, и это слегка сбивает меня с толку. Есть люди откровенные и скрытные. Я из первых. Люблю нравиться, люблю быть на виду. А он — нет. Никто не знает, с чем его едят. Он — человек, не представляющий ценности, обиженный на судьбу и способный на вероломство.

— Что ж, откровенность за откровенность. Раз так, я опишу вам свою ситуацию. В отличие от вас, я боюсь. Если этот Спешнев добьется успеха, мне конец. Не стоит обманывать себя: я не могу позволить, чтобы этот человек, этот еврей, этот большевик, этот романтик, этот старый пес, этот гротескный тип, восставший из гроба, добился большого успеха и привлек к себе внимание. Нужно остановить его, причем немедленно, иначе я буду жалеть об этом всю жизнь. Роджер не произнес ни слова. Этого и не требовалось: русский все сказал за них обоих. Теперь, когда Кастро стал мировой знаменитостью, успех Френчи и его лихого ковбоя сильно повысит их реноме.

— Мне от вас ничего не нужно, — сказал Пашин. — Это не сделка и не союз. Я просто хочу передать кое-какие сведения. Они вам пригодятся. Вы одержите победу. Ваша победа станет поражением Спешнева. Понимаете? Я скажу ему: оплати счет и уходи. Делайте с этой информацией что угодно. Если сможете использовать ее для того, чтобы держать своего интригана-подчиненного в узде и одновременно поднять свой авторитет, флаг вам в руки. Если хотите, можете проверить мои данные. Но даю гарантию: они верны.