Вадим Россик - Репетитор

Пуля пробила стекло, стоящей впереди «копейки». Я спрятался за автомашину и оглядел поле боя. Сашка, прикрываясь автомобилями, стала пробираться ко мне. Я сделал ей знак рукой, чтобы она оставалась на месте. Мамаши у песочницы наконец-то заметили, что недалеко от них что-то происходит. Они повернули головы в нашу сторону и пытались понять, что случилось. Некоторые уже подзывали к себе детей из песочницы. За них я не переживал. Весь детсад находился достаточно далеко за спиной у стрелявших.

Форд со стрелком тронулся с места и неторопливо стал приближаться к старым жигулям. Видно с нервами у нападавших было все в порядке. Зато Сашка не выдержала. Когда она увидела, что зловещий форд совсем рядом, девушка бросила сумки и кинулась ко мне. Безжалостный убийца опять открыл огонь по машинам, за которыми, уже не прячась, бежала Сашка. Слышны были только тихие хлопки и стук, попадающих в металл пуль. Сашке оставалось жить считанные секунды. Спасти девчонку я мог только одним способом – атаковать самому.

Я стремительно перескочил капот «копейки» и, обойдя «Фокус» слева, распахнул заднюю дверцу. В машине находились двое: один за рулем, второй на заднем сиденье с винтовкой. Величайший воин Страны восходящего солнца Миямото Мусаси, по прозвищу Кенсэй – Святой Меча, учил своих последователей: «Скрещивая меч с мечом противника, не заботься о том, рубишь ты сильно или слабо; просто руби и убей врага. Всегда стремись убить врага. Не пытайся рубить сильно и, конечно, не думай о том, чтобы рубить слабо. Ты должен быть озабочен лишь тем, чтобы убить врага». Эти слова точно описывают состояние, в котором я находился в тот момент, когда оказался один на один с убийцами. Острый как бритва тяжелый боевой нож мгновенно распорол горло стрелка и, продолжая траекторию движения, без задержки вошел в затылок водителя. На широкую грудь человека с винтовкой хлынул поток крови, заливая белую футболку с надписью «Harvard University». Я услышал его предсмертный хрип и вывалился на ходу через незакрытую дверь автомашины обратно на улицу.

Нога водителя продолжала давить на педаль газа и автомобиль, управляемый мертвецом, набрав скорость, врезался все в ту же многострадальную «копейку». Она загорелась первой. Через несколько мгновений огонь перекинулся на темно-синий форд. К полыхающему костру отовсюду уже собирались люди.

Ко мне подбежала перепуганная Сашка, обняла и прижалась к груди. Девчонка вся тряслась, побелевшие губы не могли вымолвить ни слова.

– Ничего, Казанова, перезимовали зиму, перезимуем и лето! – пробормотал я, осторожно гладя худенькую вздрагивающую спину.

Вдали завыли сирены пожарных машин. С каждым мгновением их вой становился все громче. Я подхватил наши сумки и, под этот душераздирающий аккомпанемент, потащил Сашку к ближайшей станции метро.

После побоища во дворе у Маргулиса, нам с Сашкой удалось беспрепятственно добраться до метро. Мы доехали до станции Охотный Ряд, поднялись наверх и, позвонив по газетному объявлению, сняли до понедельника комнату. Наше новое пристанище находилось в новостройках на дальней окраине Москвы, в Митино. Сменив несколько маршрутных такси, мы оказались у одного из подъездов огромного жилого комплекса.

Хозяйка квартиры, Вероника Николаевна, была женщиной некрасивой и потому интеллигентной. Работала Вероника Николаевна библиотекарем и, для повышения своего благосостояния, сдавала заезжим гостям столицы самую маленькую комнатку в своей трехкомнатной квартире. Ее муж-офицер ПВО служил где-то в Подмосковье, и в настоящее время находился в служебной командировке.

Все это Вероника Николаевна под страшным секретом рассказывала во время осмотра комнаты. Мы быстро обо всем договорились, и хозяйка оставила нас одних. Когда за ней закрылась дверь, Сашка без сил опустилась на диван, закрыла лицо руками и заплакала. Всю дорогу девочка держалась молодцом, но сейчас наступила реакция.

Я бросил сумки в угол, сел рядом с Сашкой и обнял ее. Она доверчиво уткнулась мне в грудь. Ее сотрясали рыдания, которые она старалась приглушить, боясь, быть услышанной хозяйкой. Я молчал, понимая, что девушке нужно дать время, чтобы прийти в себя. Наконец Сашка немного успокоилась. Она подняла мокрое лицо, и, смотря мне прямо в глаза, спросила: