Александр Афанасьев - Жертва особого назначения

– Да пошел ты! О какой совести ты говоришь?! Ты взорвал парней, которые служили так же, как и ты! Где была твоя совесть, гнида?!

– Мы попались в ловушку, но потом выкарабкались. Но уже другими. И тогда они взяли нас в долю. Ты говоришь, что это я работаю на американцев, но на деле это ты работаешь на них.

– Заткнись!

– Теперь мы на стороне зла. Мы стали такими же, как были фашисты, которые напали на нас. Нам плевать на то, что здесь. Да даже и там, в тех странах, которые раньше были частью нашей Родины, миллионы голодных ртов. Как мы их называем? Черномазые?

– Да пошел ты.

– Только такие, как я, – надежда для русских спастись. Мы воюем за новый порядок вещей. И плох он или хорош, но в нем будет место для всех.

– Да пошел ты. Твой порядок – отрезанные головы, разоренные города.

– Женщина не может родить без боли. Так и новый мир рождается в боли.

– Ты… Не смей… Справедливость… Твоя справедливость – это горе…

Я уже заговаривался. И косяк не помогал.

– Мы будем жить, а ты – сдохнешь.

Я опять попытался ударить Аль-Малика. Но опять безуспешно. А потом… Потом я ничего не помню. Ни хрена.

Следующий раз я вынырнул из забытья на следующий день, наверное. Потому что было светло, я из этого делаю такое заключение. Было светло, и я был в гостиной, сидел на диване. А напротив меня, у двери, стоял Павел Константинович и кто-то из прилетевших офицеров. Из Москвы прилетевших. Он даже не потрудился сменить костюм на местный прикид, так и ходил в том, в чем прилетел.

– Господа, – я попытался встать, но получилось не очень хорошо.

– И этого наркомана вы предлагаете привлечь к обеспечению безопасности саммита?

Я это слышал, но звуки расплывались, как в пустой огромной комнате. В зале.

– Это очень опытный офицер, просто…

– Не нужно. Пусть и дальше курит дурь.

Москвич повернулся и вышел. Павел Константинович посмотрел на меня, хотел что-то сказать. Но ничего не сказал, повернулся и тоже вышел.

– Да пошли вы! – крикнул я им вслед. И упал на диван.

Проснулся я.

Нет, это слово совсем не подходящее. Я не проснулся, я – очнулся. Так будет точнее.

Я очнулся на полу, на котором скорчился, как бродячая собака на люке, пытаясь сохранить хоть немного тепла. На полу было что-то мерзкое, я даже не хотел понимать, что это такое. В голове была какая-то пустота, но пустота совсем не приятная. Это как понимание того, что где-то было что-то, что и должно там быть, и теперь этого нет. Как будто украли что-то важное. Что-то, без чего нельзя обойтись.

Пустота доставляла беспокойство.

Было холодно. И зубы мои стучали, как кастаньеты.

Я не сразу понял, где я нахожусь. Не сразу понял, что со мной. Потом вдруг пришло в голову: Ирак. Междуречье. Я в Ираке.

Почему я здесь? Что я тут делаю?

Я работаю. Это – моя работа.

Так мне что, получается, надо на работу?

Часы были там, где им и положено быть. Я посмотрел на часы – чуть больше семи часов. Отдернул плотную штору – так и есть. Солнце. Такое яркое, что я сощурился, заболели глаза.

Я опоздал.

Я поплелся в ванную и, стоя на коленях, попытался, пардон, проблеваться. Сначала не получалось, но потом из меня хлынул такой зловонный поток, что, право, он был ничем не лучше нечистот.

Блевал я долго. Потом встал, попытался как-то умыться. Ужаснулся тому, что вижу в зеркале. Это – я? Это – на самом деле – я?

О Аллах, в таком виде точно нельзя.

Что произошло?

Сознание постепенно возвращалось. Война. Саммит. Господи, саммит.

Я побрел обратно. Наткнулся на телефон. Симка была приклеена сзади, для удобства. Я не с первого раза вставил ее, набрал номер.

– Слушаю.

– Я. Павел Константинович, я опоздал немного.

– Сейчас.

Были слышны какие-то шумы. Потом послышался звук самолета, и я понял, что шеф в аэропорту. Характерный очень звук.

– Я подъеду.

Голос шефа не обещал ничего хорошего.

– Ты не опоздал. Ты охренел вконец.

– То есть? – не понял я.

– То и есть! – выкрикнул шеф в трубку. – Ты что, не помнишь ни хрена?!

– Вообще-то плохо помню, – признался я.

– Так вспоминай! Чтобы ты знал – со вчерашнего дня от работы ты отстранен.

– Не понял.

– Поймешь! Козел! С ними как с людьми, а они. Все, отбой.

В трубке раздались гудки.

Я никак не мог понять, какого хрена я, в конце концов, натворил. За что меня так? Ну да.

Неужели…

Из плинтуса я высвободил проводок, подключил к коммуникатору. Потыкал на ускоренную перемотку, звездец полный. Если сюда приходили и видели меня в таком виде, то это полный… За это и впрямь вышибут.