Альберт Байкалов - Тень сбитого лайнера

– Начало обстрела было вялым, с большими интервалами между разрывами, – начал рассуждать Булат. – Значит, брали в вилку определенную цель. Но я не видел здесь никаких важных объектов.

– Химзавод, – неуверенно сказал кто-то.

– Да ты что? – удивился другой.

– Блокпост чуть дальше! – проговорил третий. – И что?

– А теперь надо напрячь мозги и вспомнить, какое поблизости самое высокое здание, – проговорил в темноту Кирилл.

– Водокачка, – хором ответили все.

– Давайте проверим, – неожиданно решился Булат, хотя лезть под мины ему не хотелось.

Но еще больше он не желал сейчас дать повод ополченцам развить тему про диверсантов. Неровен час, возьмут в оборот. А там, глядишь, и найдется бдительный человек, который внимательно сравнит его физиономию с той, что красуется на фотографии в паспорте.

– Ты что, шутишь? – воскликнул старший. – Переждать надо.

– Корректировщики обычно покидают свои позиции, как только начинается результативная стрельба, – стоял на своем Кирилл. – Потом туда можно не ходить.

– Айда! – сказал молодой ополченец.

Послышалась возня и шаги в сторону лестницы. Опираясь на стену, Булат осторожно встал, вытянул левую руку и двинулся вслед за ополченцами.

– Куда теперь? – щурясь от солнечного света, спросил он.

– Вдоль стены дома до угла, – ответил рослый седой мужчина, одетый в камуфляж американского образца. – Сразу за ним через дорогу. Там что-то вроде парка. Сто метров от дороги – башня.

Послышался свист мины. Бойцы присели. Где-то с другой стороны дома грохнул взрыв. На землю посыпались штукатурка и осколки стекла.

– Ну что, пошли? – Горя желанием проверить свои предположения, Булат сделал шаг.

Тут ему на плечо легла рука самого молодого ополченца, похожего на мальчишку.

– Стоять!

– Ты чего? – Седой мужчина удивленно уставился на него.

– Почему мы должны ему верить? – Парень нахмурил брови и сдвинул на затылок панаму защитного цвета.

– Действительно, – согласился с ним верзила в каске. – Я, например, даже не знаю, кто это.

Ополченцы как-то враз отступили от Булата. В их глазах появилось недоверие и подозрительность.

– Ты, наверное, и прибежал с водокачки! – заявил седой дядька.

– Хорошо, ведите меня в комендатуру, или что тут у вас. Пусть там разбираются. Тем временем наводчик точно уйдет!

– Он точно не местный. – Лицо долговязого ополченца сделалось каменным.

– Ты, прав, Колян. – Шустрый мальчонка направил ствол автомата в грудь Кирилла. – Даже дети знают, что в городе нет никакой комендатуры.

– Я разве говорил, что местный? – спросил Булат, старясь выглядеть спокойно.

– И морда сытая, – добавил седой дядька.

– Правильно, – согласился Кирилл. – Я этим утром еще в России был.

– Врешь! – выпалил Колян. – Скажи, что к нам собираешься!

– Пока нет, а дальше как карта ляжет.

– За каким таким чертом ты тогда приехал? – продолжал допрос шустрый малый.

– Обыщи его! – приказал седой мужик Коляну.

Тот закинул ремень автомата на плечо, подошел к Булату, ощупал его карманы.

– Вроде ничего.

– А сумка?

– Вот что, мужики, хватит комедию ломать! – взорвался Кирилл. – Такое впечатление, что вы просто боитесь идти.

– Хорошо, – сдался седой ополченец и посмотрел на мальца. – Ты с него глаз не спускай!

– Понял. – Тот стволом автомата показал Булату направление. – Вперед!

«Я что, на диване в комнате уснул? – подумал Тарас, когда открыл глаза. – Почему Олеся не разбудила?»

С толку его сбили светлые квадраты окон. Но ощущение, что он дома, длилось недолго. Через мгновение Супруненко ощутил одежду, прилипшую к телу, и радость исчезла. Накануне вечером они с Матюшонком обосновались на двуместной кровати в уцелевшей половине частного дома. Командир роты спал на мягком матраце, поэтому неплохо отдохнул.

Во дворе, прислонившись к колесу бронетранспортера, на спинке от кресла мирно дремал дневальный. Тарас некоторое время смотрел на него, размышляя, будить парня или нет. Он должен был устроить разгильдяю нагоняй. Ведь в его руках не только автомат, но и жизнь людей, отдыхавших сейчас. С другой стороны, Супруненко будет легче в случае чего уйти незамеченным. Некоторое время в нем боролись два противоположных мнения.

«А ведь я офицер, – неожиданно подумал он. – Мне отвечать за жизни этих солдат и сержантов. Ни они, ни их матери не виноваты в том, что устроили фашисты на этой земле».