Александр Тамоников: Синдром войны

– Андрюха, помогай, – пробормотал Алексей. – Стаскиваем с нее фуфайку!..

Они закончили, когда вездеходы остановились в чистом поле, рядом с остовом вертолета. Люди выбрались из машин. Сегодня не было ветра. Ночь чиста и прозрачна, горели и переливались яркие звезды. Смирнов поддерживал обессилевшего Лазаря.

– Держи, майор, приятно было познакомиться. – Алексей отдал Поперечному его удостоверение личности, протянул руку.

Они обнялись. У обоих как-то странно кольнуло сердце.

– Телефонами обменяемся?

– Давай.

Мужики продиктовали друг другу цифры, запомнили их.

– Ну, все, берегите себя.

– И вы не лезьте под пули.

Все снова обнимались, пожимали руки, испытывали какое-то смущение, чудовищную неловкость и огромное нежелание расставаться. Война снова растащит их в разные стороны, обрубит все связи, сделает врагами. Хотя…

– Мы еще встретимся, – заявил Алексей. – Надеюсь, за бутылкой водки.

– Горилки, – застенчиво проговорил Лазарь.

– А я текилу люблю, – мечтательно пробормотал Левин.

– Извиняй, капитан, что так и не удалось тебе взять офицера в качестве языка, – сказал Поперечный.

– Почему не удалось? – удивился Алексей. – Вон он, в багажнике лежит. Офицер самый натуральный. Не майор, конечно…

– Подождите! – Смирнов вдруг начал яростно растирать лоб, пытаясь что-то вспомнить. – А мы его точно в этот вездеход положили, а не в наш? Они же одинаковые, едрит их!..

Бойцы застыли, изумленно уставились друг на друга. Доходило медленно, память буксовала. И вдруг дикий гогот огласил притихшую ночную равнину! Все направились к багажнику, умирая от смеха, вытащили из него хрипящего Вестника и поволокли в другой вездеход, где имелось точно такое же багажное отделение.

– Ой, не могу, хлопцы! – сказал Левин. – Вот привезли бы вы это чудо в свое расположение!

На этой мажорной ноте и расстались. Одни поехали на запад, огибая Белозань, другие – на восток.

Мощная машина вгрызалась в ночь. Архипов повернул на юго-восток и поставил пассажиров в известность, что если ничего не случится, то часа через два они будут у своих. Вездеход играючи проходил ухабы и ямы. Дорог в этой местности по понятным причинам не было. За окном мелькали сумрачные перелески.

Архипов уверенно вертел баранку, напевая под нос «Я ухожу, ухожу красиво». Посапывал Левин, выбрав единственно приемлемую позу, при которой больная нога оказалась задрана на спинку сиденья. Раненая женщина металась в бреду, шептала про своих детей, которых она обязательно должна найти. Ведь поселок небольшой, в нем, конечно, можно спрятаться, но рано или поздно они захотят есть.

Иногда Алексей поднимался, проверял повязку, стянувшую грудь, вытирал ею пот со лба. С каждым разом делать это становилось все труднее. Он отвратительно себя чувствовал. Разболелся правый бок под ребрами, становилось трудно дышать.

К этому месту словно кто-то подносил раскаленное железо, жег, а потом отпускало. Боль из подреберной зоны распространялась по всему телу, терпеть ее уже было невозможно. Сознание затягивала муть.

Алексей стащил с себя куртку, задрал свитер, майку. Он совсем забыл, что капитан Вестник ткнул его ножом. Тогда ему показалось, что так, пустяковое ранение, враг лишь немного проткнул кожу. Но все оказалось куда серьезнее. Майка и свитер взмокли от крови. Разрез на коже был глубоким, края его почернели.

Андрюха открыл глаза, посмотрел и ахнул.

– Командир, да ты же ранен! Вот черт!.. Архипов, тормози, плохо капитану!

На Алексея навалилась дикая усталость, ему не хотелось шевелиться. Товарищи перевязали его, вкатили укол, положили на сиденье. Он трясся вместе с вездеходом, временами приходил в себя, видел над собой озабоченную физиономию Левина.

– Ох, лазарет! – пробурчал из кабины Архипов. – Вы что, мужики и бабы, сговорились, что ли? Эх, самому не расхвораться бы!..

Время остановилось. Осталась лишь жуткая тряска. Иногда Стригун возвращался из забытья, разглядывал мутным взором дрожащий потолок вездехода. Он не знал, как долго это продолжалось, но в какой-то момент Архипов резко нажал на тормоз.

– Кто-то едет навстречу. Все, мужики, пробил час. Либо наши, либо нет. Выйду-ка я из машины, подниму на всякий случай лапки. А то ведь народ горячий, сначала взорвут, потом разбираться будут.

Алексею уже было все равно.

Он даже не стал реагировать, когда снаружи прозвучал взволнованный возглас Архипова:

– Наши! Мужики, ей-богу, свои!