Евгений Сухов - Побег

Тут в зал вбежал робкий охранник, за ним господин в черном смокинге — видимо, Николай Петрович. Сержант уронил свое невидимое оружие в карман и вцепился обеими руками в спинку пустого стула.

Митяй уже оклемался и, блекоча что-то невразумительное, полез на Сержанта. Сержант приподнял стул, чуть отступил и, размахнувшись, всадил гнутую ножку Митяю в пах. Тот с воем перегнулся пополам и повалился на пол. Но Сержанта уже взяли с обеих сторон в крепкие объятия Кедрач и Пика, оба с развороченными кровоточащими щеками. Сержант глубоко вздохнул и закрыл глаза. «Ну, с божьей помощью вспомним уроки Симото-сана», — подумал он и, крякнув, мощно встряхнулся, точно вылезший из реки пес. Почувствовав, что освободился от железных объятий, Сержант повернулся к Кедрачу и два раза коротким прямым ударом врезал ему в нос. После второго удара под костяшками пальцев что-то хрустнуло — наверное, он сломал Кедрачу носовую перегородку. Кедрач упал на колени и захаркал кровью. Видя такой поворот дела, Пика не стал лезть на рожон, а подхватил Кедрача под локоть и поволок его к выходу. За ним захромал Митяй. У двери Митяй обернулся и прохрипел:

— Ну, бля, ты теперь покойник, сука! Мы тя из-под земли вынем!

— Яйца не растряси! — не повышая голоса, бросил ему вслед Сержант.

— Я вызвал милицию! — зачем-то объявил застывший при входе в зал Николай Петрович. Он нервно поправлял галстук. — Я попрошу вас никуда не уходить. Сейчас они приедут.

Но Сержант, не обращая на него внимания, подошел к даме, из-за которой, собственно, и произошла эта дурацкая потасовка. Ни стычка с местными бандитами, ни тем более протокол о происшествии и разбирательство с питерской милицией Сержанту были совершенно ни к чему. Он уже ругал себя за непростительную глупость. Впрочем, дама ему очень понравилась.

— Позвольте я вас провожу, — обратился он к ней не терпящим возражений тоном. — Мне, да и вам, сейчас лучше отсюда уйти.

Она не заставила себя долго упрашивать.

— Вытрите кровь с пола, — посоветовал Сержант, поравнявшись с Николаем Петровичем, — и расставьте мебель по местам. Приедет милиция — скажите, ложный вызов.

— Вы кто? — спросил пораженный метрдотель.

— Много будешь знать — полысеешь раньше времени, — серьезно ответил Сержант и повернулся к своей спутнице.

— Ну как же так можно было проколоться? Что за люди в белом «Москвиче»? Откуда они взялись? С неба свалились, что ли? — Шрам грохнул кулаком по столу.

Моня сидел, откинувшись на спинку кресла, виновато повесив голову. Он был бледен. Обычно Шрам легко впадал в ярость и так же легко и быстро успокаивался. Но сейчас он орал на Моню уже битый час. Известие о срыве операции по «выемке денег» на проспекте Металлистов и о гибели еще троих людей буквально подкосило Шрама. Что за непруха в последние дни?! Моня приехал к нему в офис в гостинице «Прибалтийская» и сразу выложил печальные итоги неудачной операции. Шрам как стоял, так и сел. Он выгнал телохранителей в приемную, закрыл дверь и учинил Моне пристрастный допрос.

Шрам, разумеется, понимал, что Моня тут ни при чем. На Моне и так лица не было. Он, похоже, до сих пор не верил, что унес ноги живым.

— Сколько их было, говоришь? — снова спросил Шрам.

— Четверо в «Москвиче», а сколько в банковском броневике — не видел.

— То есть это не была засада?

— Вряд ли, Саша. Белый «Москвич», может, и нас поджидал, я не знаю. Но банковские налетели случайно — иначе хуйли бы они стрелять друг в друга начали?

За последние два года Шрам впервые чувствовал себя так хреново — такого позора ему никто еще не устраивал. Тяжким грузом на сердце лежала обида за Чушпана, Петрю и Рома. И, конечно, за потерю двух миллионов зелеными — столько насчитал Моня. Шрам не мог похвастаться способностью к холодному расчету. Наоборот, он был горяч не в меру, вспыльчив — заводился с пол-оборота, как говорили мужики, и сам знал за собой эту слабость. Вот и сейчас он завелся. И его было не остановить… Надо найти «крышу» этого афганского банка, думал он, и разобрать ее по досочкам. Кто бы там ни был — хоть гэбэ, хоть эм-вэ-дэ, хоть бэ-эм-вэ.

— Ладно, — проговорил он угрожающим тоном, — разберемся. Иди залижи раны, Мончик, отоспись. Скоро предстоят крутые дела. Распотрошу я эту душманскую малину к е…ной матери.

После ухода Мони Шрам вышел в сквер перед гостиницей и по мобильному позвонил генералу Калистратову, который сегодня вечером отбывал в Москву. Он хотел попросить его о срочной встрече перед отъездом. Но генерал был суров и нелюбезен: