Алистер Маклин - Пушки Острова Наварон

— Кем? — удивлённо спросил Дасти Миллер. Стивенс и Браун недоверчиво посмотрели на капитана.

— Подполковником. Обошёл меня по служебной лестнице. — Испытующе посмотрев на товарищей, Мэллори улыбнулся. — Теперь Андреа предстаёт в ином свете, не так ли?

Подчинённые его молча кивнули. Вот-то на! Добродушный простак Андреа, оказывается, важный чин. Теперь многое стало понятным в Андреа — и его спокойствие, его твёрдость и решительность в поступках и прежде всего полнейшее к нему доверие со стороны Мэллори, когда приходилось с ним советоваться. Миллер вспомнил, что капитан ни разу не отдавал греку приказаний, а ведь, когда нужно применить власть, новозеландец делал это.

— После сражения на перевале вся жизнь у Андреа пошла наперекосяк. Андреа узнал, что Триккалу, провинциальный городок, где жили его жена и трое дочерей, «юнкерсы» и «хейнкели» сровняли с землёй. Он приехал домой, но выяснилось, что бомба замедленного действия угодила в садик перед самыми окнами, не оставив от дома камня на камне.

Закурив сигарету, сквозь клубы табачного дыма взглянул на очертания башни. Помолчав, заговорил вновь.

— Единственно, кого он встретил, это свояка Грегориоса. От Грегориоса он узнал о зверствах болгар во Фракии и Македонии. Там жили его родители. Они оба переоделись в немецкую форму — догадываетесь, как он её раздобыл, захватили немецкий грузовик и поехали в Протосами. — Сигарета в руке Мэллори внезапно сломалась, и он щелчком выбросил её за борт. Жест этот удивил Миллера: суровому новозеландцу чуждо было проявление чувств. Но в следующую минуту Мэлдори спокойно продолжал:

— Они приехали к концу дня печально знаменитой протосамской резни. Грегориос рассказывал мне, как переодетый в немецкую форму Андреа с улыбкой наблюдал, как девять или десять болгарских солдат сталкивали греков в реку, связав их попарно. Первыми сбросили его отца и мачеху. Оба были уже мертвы.

— Господи Боже! — воскликнул Миллер, утратив своё обычное спокойствие. — Такого не может быть!

— Ты ничего ещё не знаешь, — оборвал его Мэллори. — Сотни греков в Македонии погибли таким образом. Большей частью их топили живьём. Тот, кто не представляет себе, как греки ненавидят болгар, не ведает, что такое ненависть… Распив с солдатами пару бутылок вина, Андреа узнал, что именно они днём убили его родителей; те вздумали оказать сопротивление. С наступлением сумерек он пробрался в железный ангар, где солдаты разместились на ночлег. Кроме ножа, у Андреа ничего не было.

Оставленному у дверей часовому он свернул шею. Проникнув внутрь, запер дверь и разбил керосиновую лампу. Грегориос не знает, что там произошло, но спустя несколько минут Андреа вышел из сарая в крови с головы до ног. Никто и пикнуть не успел.

Мэллори снова замолчал. Слушатели не проронили ни слова.

Ёжась словно от холода, плотнее запахнулся в потёртую куртку Стивенс. Закурив ещё одну сигарету, капитан кивнул в сторону сторожевой башни.

— Теперь понятно, почему мы бы ему только мешали?

— Пожалуй, что так, — согласился янки. — Неужто такое бывает? Не мог же он всех порешить, шеф!

— Всех, — оборвал его Мэллори. — Потом сколотил отряд. Тот превратил в сущий ад жизнь болгарским гарнизонам во Фракии. Одно время в Родопских горах его отряд преследовала целая дивизия. В конце концов его предали. Андреа, Грегориоса и ещё четверых отправили в Ставрос, чтобы оттуда доставить их в Салоники и предать суду. Ночью они разоружили охрану и взяли курс на Турцию. Турки решили их интернировать, но не тут-то было! В конце концов Андреа добрался до Палестины и там попытался вступить в греческий десантно-диверсионный батальон, формировавшийся из ветеранов албанской войны. — Мэллори невесело усмехнулся. — Его арестовали как дезертира. Впоследствии Андреа освободили, однако во вновь созданную греческую армию не взяли. Но в конторе Дженсена знали, что Андреа сущая для них находка… И нас вместе отправили на Крит.

Минут пять, а то и все десять стояла тишина, не нарушаемая никем. Лишь изредка друзья для виду прикладывались к бутылке. Правда, силуэты их были едва различимы издали. Каик стало покачивать. С обеих сторон ввысь к уже усыпанному звёздами небу устремились тёмные, похожие на кипарисы, сосны. В вершинах их тоскливо завывал ветер, вселяя в сердца зловещие предчувствия. В такую ночь в душе человека просыпаются вековые страхи, и ему мнится, что он стоит на краю могилы.

Из оцепенения их вывел весёлый возглас Андреа, донёсшийся с берега. Все вскочили на ноги. Не дожидаясь, когда подтянут корму, Андреа кинулся в воду и, сделав несколько мощных гребков, легко поднялся на борт судна. Встряхнувшись, словно большой лохматый пёс, он протянул руку к бутылке.