Герда Грау: Принцесса

— А я считаю — пусть идет, — неожиданно поддержал Гейла тихий Такэда. — Сегодня — это он еще сам, а завтра — это уже по приказу, разные вещи. Лаудер будет в бешенстве.

— Да плевать Лаудеру, — заметил из своего угла Джонсон. — Мы для него мусор, расходный материал. Одним больше, одним меньше, он и не заметит.

— Это ты врешь, — Девилер покачал головой. — Ему не все равно. Просто он этого никогда не покажет.

— Ладно, парни, — Гейл вскинул на плечо рюкзак. — С вами хорошо, но мне далеко топать. Бывайте. Привет Лаудеру.

— Удачи, Гейл, — серьезно сказал Такэда. — Жаль, что так все вышло, но это твоя жизнь. Может быть, тебе еще крупно повезет как-нибудь.

— Чего не скажешь о нас, — тоскливо добавил Джонсон, — когда завтра нам вставят пистонов за то, что мы тебя отпустили.

Гейл на секунду замер на пороге, но потом махнул рукой и решительно вышел, нащупывая в кармане пропуск на проходную. Он дошел до конца коридора, немного поколебался, стоит ли ему зайти в канцелярию или подать рапорт уже с дороги, но решил, что канцелярия обойдется. Придумают еще какие-нибудь формальности, задержат, не дай бог еще вызовут Лаудера. Меньше всего Гейлу сейчас хотелось объясняться с ним.

Он вышел на улицу, свернул в кусты, чтобы пройти к проходной короткой дорогой, и не видел, как следом за ним выскочили перепуганные Креббер и Грегори, а в окно их этажа выглянул красный и злой дежурный офицер с трубкой в руках.

На проходной он приложил пропуск к турникету и удивился — вертушка осветилась красным, пропуск не действовал. Он убрал его в сторону, подождал, приложил снова — красный глаз продолжал настойчиво светиться в полумраке вестибюля.

— Да чтоб тебя, — ругнулся Гейл. — Что ты себе воображаешь, жестянка?

Лезть под вертушку было себе дороже — нарушителей сшибало электрическим разрядом, небольшим, но достаточно неприятным, не считая того, что тут же начинали истошно выть сирены (нарушение периметра, проверено на первом курсе). Гейл вспомнил, что еще до ссоры они с Тейлором учебным кодом вскрыли торговый автомат и вдоволь наелись чипсов и шоколада. Если у вертушки такой же простой код, то подойдет и что-то из того, что имеется в его распоряжении. Он сел на пол, прислонился головой к турникету, определил частоту и попытался встроиться в его управляющую систему. У него это даже почти получилось — автомат щелкнул и сменил красный гнев на зеленую милость, но когда Гейл попробовал встать, проклятая вертушка замигала, снова щелкнула и встала наглухо. Гейл с досадой врезал ей ногой.

— Прекрасно, Эндрюс, — насмешливо сказал за его спиной голос Лаудера. — Что же вы остановились? Продолжайте в том же духе, очень интересно, чем закончится ваша эпичная схватка.

Гейл прижался спиной к стене и тоскливо посмотрел на уличную дверь.

— Он не принимает мой пропуск, — зачем-то сказал он. — Наверное, сломан.

— Ваш пропуск заблокирован.

— Почему?

— По моему приказу, — Лаудер умел ответить очень точно, но так, что дальнейшие вопросы становились излишними. — Что у вас за вид, Эндрюс? Вы похожи на детдомовца, собравшегося в Вегас автостопом.

Гейл спустил с плеча рюкзак и положил его на пол.

— Все имущество училища я оставил в казарме, — хмуро сказал он. — Тут только мои вещи. Можете проверить.

— Не сомневаюсь, — кивнул Лаудер. — Берите свои сокровища и следуйте за мной.

Он развернулся и пошел по коридору в сторону выхода. Гейл вздохнул, взял рюкзак и двинулся за ним, проклиная свое невезение. Надо было сказать, что он никуда не пойдет, что здесь не тюрьма; он свободный человек и даже отсутствие рапорта об отчислении не делает его собственностью училища и персонально Лаудера; что если он хочет уйти, то даже училище ему не вправе препятствовать, потому что опекунство снято, четвертый месяц как он совершеннолетний. Правда, все это он придумал уже по дороге, идя рядом с Лаудером к служебному мини-кару, на которых по территории училища ездили только преподаватели.

— Знаете, Эндрюс, — неожиданно заговорил Лаудер, когда они почти доехали до дрифтерского корпуса, — я мог бы сказать вам, что иногда даже двести проигранных битв — это всего лишь двести проигранных битв, и боец не тот, кто всегда побеждает, а тот, кто никогда не сдается, но я не вижу смысла говорить это человеку, который убегает тайком, не найдя возможности даже попрощаться по-человечески с теми, кто учился с ним рядом и учил его, не говоря о простой благодарности. Подпишете завтра все бумаги и проваливайте, я вас отпускаю.