Владимир Алеников - Приключения Петрова и Васечкина, обыкновенные и невероятные

Потом она вытерла взмокший от напряжения лоб и со счастливой улыбкой облегчения, направилась домой.

В 4-м «Б» шел урок литературы. Сан Саныч рассказывал о детстве Максима Горького. Детство было, конечно, трудное, но класс почему-то внимал тяготам великого пролетарского писателя довольно рассеянно. Лишь Люда Яблочкина явно сопереживала рассказу. Она то страдальчески морщила лоб, то кусала губы, и это повышенное внимание, надо сказать, приятно волновало учителя. Он уже и рассказывал, собственно, только для нее, глядя вдохновенно в ее голубые глаза, на которых чуть ли не наворачивались слезы, на ее взмокший от чрезмерного напряжения лобик.

Наконец рассказ был закончен. Алеша Пешков стал Максимом Горьким. Люда Яблочкина с облегчением вздохнула и вытерла мокрый лоб. Сан Саныч улыбнулся. В ответ ему просияла понимающей улыбкой Яблочкина.

Дело в том, что конец рассказа счастливо совпал с концом ее истинных мучений — ей все-таки удалось влезть в новенькие туфли, в которых она собиралась пощеголять на перемене. И оттого, что мечта ее практически уже сбылась, а старые туфли валялись под партой, она и улыбалась так радостно.

— Скажи-ка нам, Яблочкина! — обратился к ней Сан Саныч. — Как ты считаешь, какие минуты были самыми счастливыми в детстве Горького?

Люда Яблочкина встала. Улыбка медленно сползла с ее лица. Новенькие туфли страшно жали. Лицо ее страдальчески искривилось.

— Ну, что же ты, Яблочкина? — удивленный ее молчанием и видом, спросил участливо Сан Саныч.

— Счастливых минут в детстве Горького было немного, — тяжело произнесла Люда, пытаясь устоять на злосчастных туфлях.

Сан Саныч радостно покивал такому началу.

— Это были те минуты, — изнемогая, мужественно продолжала Люда (проклятые туфли словно жгли ее ноги!), — когда Горький ходил босой! — на последнем дыхании закончила она и рухнула на парту.

В 1-м «А» шло родительское собрание. Молоденькая Марь Иванна, классная руководительница, только что окончившая педучилище, взволнованно говорила:

— В общем, классом я довольна. Дети очень хорошие. Но просто некоторые пока не очень аккуратные. Вот, например, Валя Ланских. Мало того, что она ходит в школу в не очень, извините, целых джинсах…

— Не она, а он! — раздался вдруг голос с задней парты, принадлежавший длинноволосому созданию в очках, свитере и джинсах.

— Простите, — озаботилась Марь Иванна. — Не поняла.

— Не она, а он, — повторило создание.

— Валя Ланских — это он? — растерялась учительница. — Надо же…

— Он! — создание невозмутимо смотрело сквозь дымчатые очки.

— Извините, — заторопилась Марь Иванна, до конца осознав случившееся. — Год только начался, и я еще не очень хорошо знаю детей… Но у нее такие длинные волосы…

— У него! — возмутилось создание.

— Да-да, конечно, у него. И почему это я решила, что Валя — это она. — Марь Иванна хихикнула, но ее никто не поддержал.

Она смолкла, затем решительно набрала в грудь воздуху:

— Если разрешите, я продолжу. Так вот, дело в том, что Валя не очень аккуратный (последний слог она

произнесла с усилием), и вы, наверное, вполне могли бы как мать…

— Я — не мать! — окончательно вышло из себя создание.

— А кто же? — оторопела бедная Марь Иванна.

— Отец! — создание встало из-за парты — Вам понятно?

— Понятно, — пролепетала учительница, в ужасе оглядывая класс, и, собравшись с духом, попросила. — Мужчины, встаньте.

Инна Андреевна, классный руководитель 4-го «Б» решительной походкой вошла в школьный двор и наметанным взглядом сразу увидела сидящих в тенистом углу двора за небольшим, вкопанным в землю столиком доминошников. Обнаружив среди них знакомые лица своих учеников, Инна Андреевна, не сбавляя темпа, направилась к ним.

— Вот что, Васечкин, — твердо сказала она, приблизившись, — перестань играть и отвечай на мои вопросы. Седьмого числа железнодорожный сторож, проходя по линии, застал тебя за отвинчиванием гайки. Вот она, эта гайка!

Инна Андреевна для пущей убедительности извлекла из кармана и продемонстрировала собравшимся внушительных размеров гайку.

— Так ли это было? — строго спросила она.

— Чего? — удивился Васечкин, лихо забивая «козла».

— Ты это свое «чего» брось! — рассердилась Инна Андреевна. — И отвечай на вопрос. Зачем ты отвинчивал гайку?

— Была бы не нужна, не отвинчивал бы, — невозмутимо заметил Васечкин, не отрываясь при этом от игры.