Николай Никонов - Певчие птицы

Почти все соловьи в пролет (сентябрь и апрель) не спят ночами, беспокойно прыгают. И если бока у клетки не закрыты, птица быстро портит хвост, крылья, надклювья. Такой обтерханный соловей выглядит жалко, поет реже, а то и совсем молчит. Если ящичной клетки у вас нет, заложите боковины картоном на все время пролета и оставляйте на ночь хотя бы очень слабый свет (ночник, 15-ваттная лампа). Это правило очень важно для всех ночных пролетных птиц (дроздов, славок, камышевок).

С появлением свежего муравьиного яйца его добавляют в корм понемногу, заменяя сушеное, и летом дают две трети к основному корму.

Летний корм соловьев и всех насекомоядных птичек отличается лишь большой Долей муравьиных яиц, а за неимением их — двойным количеством мучных червей, жуков и куколок.

Свежепойманную птицу к суррогатному корму приучают после того, как кончит петь, постепенно отнимая свежее муравьиное яйцо и заменяя его распаренным сухим, морковью и мясом.

С меньшей охотой соловей может есть мотыля (малинку), резаных дождевых червей, мормыш, творог, хлеб в молоке, пшенную кашу и даже тертую коноплю, вылущенные семечки и рубленую вареную колбасу. Но все это лишь добавки, присадки к основному корму. Кто собирается содержать соловьев на таком корме, — не получит ничего. Чаще всего птица погибнет и уж во всяком случае не станет петь.

Живут соловьи в клетках подолгу, если уход за ними надлежащий и корм достаточно хорош. Петь восемь и даже десять лет для них не предел, не ждите только от соловья круглогодичной песни, будьте довольны им и так за его благородную простоту. Соловей ведь очень красив, когда чист, здоров и весел. Уж он найдет чем вас порадовать.

Но если вы не готовы, нет корма, нет оборудованной клетки, мучных червей, а главное, если вы рассчитываете просто на «авось и так запоет», не беритесь содержать и ловить соловьев, ничего хорошего из этого не получится.

Насколько бедна песенка болотной овсянки, настолько же красива и звучна свистовая гамма другого болотного певца — дубровника. Дубровник тоже из овсяночной породы и также придерживается сырых мест, иногда соседствует с тростниковой простушкой.

Широкие заливные луга и плесы, низкие займища, где вплоть до начала лета не спадает полая вода, ходят нерестовые щуки и островами стоит цветущий ивняк, — вот любимые угодья дубровников. Селится он также по окраинам болотец, на торфяниках и сырых выпасах для скота.

Помимо красивого пения дубровник блещет и окраской пера, очень напоминая пестрого со спины желтого кенара, если бы кенар имел голову кофейного темного цвета и коричневое ожерелье-полоску поперек зоба. Такой наряд носит дубровник-самец с третьего года. Более молодые дубровники тускло-желтые, почти без нагрудника и шапочки; самки совсем по-воробьиному серы сверху, снизу чуть желтоватые.

Хотя в подходящих местах дубровник многочислен, птицеловы его знают мало, редкие любители имеют в своих подборах чудную луговую птичку. Малое знакомство с дубровником объясняется тем, что прилетает он на Урал поздно. Средняя дата появления под Свердловском — 25 мая. Самая ранняя — 21, поздняя — 28 мая. Птички являются с последней прилетной волной, где прибывают камышевки-сверчки, камышевки садовые, пересмешки, иволги. К этому времени сезон ловли кончен, снасти убраны до осени. Да и поймать дубровника какому-нибудь «щеглятнику» не под силу. Птичка строга, на приманную идет плохо и на прикормку не очень падкая.

В прошлом году выслушал я на торфяном болоте чудесного дубровника. Было их тут много, но либо трудно к ним подобраться — поют на релках меж непроходимыми топями, — либо песня слабенькая. А этот поет в гриве кустов у края заросшего тростником разреза и больше всего на сухой обломанной березке держится. Замечу, что все птицы, и не только певчие, любят садиться на разного рода сухостой и пальник.

Дубровник был очень хорош: длинно-грустно выводил он свою песенку. Раз-два споет однотонно, потом будто регистр какой передвинет и то же самое нежно, задумчиво переведет. И смирный, близко подпускает. У них, у дубровников, так: или уж дикари ужасные, или спокойные такие — диву даешься.

Стал я к березке из-за кустов подходить, обошел ракитник, на виду шагаю — поет, вот уж до березки пять шагов — не улетает. Тут я совсем осмелел, под самую подобрался, а он сидит, только замолчал.

«Ох ты, милый, хороший!» — думаю, на колени встал и — скорее точок расчищать. Рву осоку, да на его золотистую грудку поглядываю. Быстренько все до земли расчистил, прикормку насыпал: мучных червей, муравьиных яиц да проса с коноплей: «Ешь, мол, прикармливайся», — а сам назад, чуть не на четвереньках.