Джейн Портер: Самый желанный мужчина

Она заморгала, отчаянно пытаясь избавиться от слез.

– Поэтому вы здесь, – монотонно прибавил Никос. – Мой сын должен узнать меня, привыкнуть к моему голосу, чтобы между ним и мной возникла связь после того, как вы выйдете из роддома. Ребенок не будет переживать стресс, потому что у него буду я – его отец.

Никос только все усложнял. Его слова казались солью на ее открытой ране. На секунду Джорджии стало трудно дышать. Ее сердце пронзила боль.

Она запрещала себе считать ребенка своим. Почти шесть месяцев она напоминала себе о том, что из нее получится плохая мать. Она даже в детстве не любила играть в куклы, в отличие от своих сестер.

Джорджия постоянно твердила себе, что по натуре она сорванец. Ей не нужны ласка, объятия и нежность. Она предпочитала бегать, прыгать и плавать. Повзрослев, она с удовольствием конкурировала с другими детьми, отлично училась, особенно хорошо ей давалась математика. Она любила решать сложные задачи в уме, а потом еще одним ее любимым предметом стала химия. Наука казалась ей смыслом жизни. Эмоции и чувства Джорджия считала бессмысленными, потому что ими невозможно управлять.

Она не хотела детей, поэтому с легкостью согласилась стать донором и суррогатной матерью. Однако после новости о беременности у нее все-таки екнуло сердце. Джорджия испытала шок и радость, а потом решила сосредоточиться на своем будущем, связанном с медициной.

Все вроде бы шло гладко, пока Никос не открыл ящик Пандоры. После его слов ребенок показался Джорджии по-настоящему реальным. Она вдруг испугалась за малыша и за ту жизнь, которую ему придется вести.

Мальчик вырастет без матери.

Запаниковав, Джорджия глотнула воздух и слегка коснулась пальцами живота, словно успокаивая ребенка. Но, по правде говоря, поняв, в каких условиях вырастет мальчик, она засомневалась в том, что его ждет благополучное будущее.

Джорджия приказала себе успокоиться. Она не имеет права размышлять о будущем ребенка, который ей не принадлежит.

– Вы плачете? – спросил Никос, присев рядом с ней на диван.

– Нет.

– Плачете, – возразил он, взял пальцами ее подбородок и вгляделся в ее лицо. – Что происходит? Сначала вы смеетесь, а через секунду вы плачете. Я не понимаю.

Джорджия тоже не понимала, что с ней творится.

– Возможно, я еще не оправилась после долгого перелета.

Никос пристально смотрел ей в глаза, будто желая прочесть ее мысли:

– А может, у вас разыгрались эмоции из-за гормональной перестройки организма?

От его прикосновения у нее покалывало кожу. Джорджия не помнила, когда в последний раз к ней прикасался мужчина. Прошедшие годы она все время училась, у нее не хватало времени на серьезные отношения. Но даже если бы у Джорджии было свободное время, она избегала бы скоротечных романов. Она не любила обнажать ни свое тело, ни душу.

– Из-за беременности у меня, безусловно, часто меняется настроение. – Джорджия пыталась игнорировать учащенное сердцебиение, задаваясь вопросом, чувствует ли Никос, как она дрожит. – Обычно я очень сдержанна, – прибавила она.

– Об этом сказано в вашем личном деле.

– Это вы на меня влияете, – настаивала она.

Никос нахмурился:

– Вы боитесь меня?

– Нет, не боюсь. Но вы меня подавляете. Уверена, мне было бы спокойнее, если вы дали мне немного больше инициативы, – тихо произнесла она.

Он услышал хрипловатые нотки в ее голосе, и его карие глаза заблестели. Он провел рукой по ее шее, и Джорджия разомкнула губы. Никос ей не нравился, однако ей понравилось его прикосновение. Она испытала удовольствие.

Она не знала, то ли он услышал ее вздох, то ли почувствовал дрожь, но его взгляд упал на ее губы. Никос снова погладил пальцами ее шею, словно проверяя, насколько она чувствительная женщина. Джорджия затаила дыхание, наслаждаясь его лаской.

– Вы совсем не та суррогатная мать, которую я предполагал увидеть, – пробормотал он и опустил руку, однако прежде кончики его пальцев задели ее ключицу, и Джорджия затрепетала.

– Я переобуюсь, – слабо сказала она. – Встретимся на улице?

– Я подожду у двери.

– Никос, я не упаду, меняя обувь.

– Не хочу рисковать.

Вилла представляла собой большое, широкое трехэтажное квадратное здание на горе. Казалось, она выросла из вулканической скалы и нависает над морем. С каждого из трех этажей виллы был выход на открытую террасу.

– Первоначально здесь была крепость, потом, в Средневековье, торговый склад, а затем, в эпоху Возрождения, монастырь. Теперь это просто мой дом, – сказал Никос, когда они вышли из главной столовой и проследовали в комнату с книжными полками, которая когда-то, вероятно, была часовней. Парящий сводчатый потолок делал комнату просторной, чего не хватало в других помещениях. – Это моя библиотека, – произнес он и прибавил: – Вы можете здесь заниматься.