М. Колесникова: Рихард Зорге

Положив в основу этой книги записки Зорге, составленные им в тюрьме, мы привлекли и другой документальный материал – воспоминания и записки соратников Зорге и людей, близко знавших его. Достоверность была нашим девизом.

Авторы приносят благодарность коллективу журналистов, переводчиков и работников архивов, оказавших помощь в работе над книгой.

Отправная точка жизни… Она не обязательно должна совпадать с местом и днем рождения. Но Рихард Зорге всегда придавал особое значение именно тому факту, что родился он на юге России, на Апшеронском полуострове: "Я родился на Южном Кавказе, и этот факт из моей жизни я всегда помнил".

Первые слова, которым он научился, были русские слова: до четырех лет он не знал немецкого языка. Его мать Нина Семеновна Кобелева, дочь подрядного рабочего на железной дороге Баку – Сабунчи – Черный город, выросла на Апшероне, была привязана к его мрачной красоте всем сердцем, а очутившись позднее за границей, до конца своих дней тосковала по родине, и эта тоска передалась Рихарду.

В глубинах его сознания навсегда осталось ощущение просторов России, ласкового света зеленого Каспия, снеговых громад Кавказа. Промысловые поселки, пропахшие нефтью, – Сабунчи, Сураханы, Раманы, Балаханы, Бюль- Бюли. Тяжелый зной, который не смягчается даже ветром хазри. Край нефти… Она сочится из-под ног, пропитала казармы и катухи – убогие жилища рабочих. Черные дощатые вышки, масляно блестящие нефтяные озера, в которых гибнут неосторожные птицы… Русская речь мешается с азербайджанской, армянской, с персидской, грузинской, с английской, немецкой, французской, шведской…

В разговорах и в письмах мать называла Россию родиной; так же привык думать о России и Рихард. Мать и старшие братья Герман и Вильгельм по вечерам пели тягучие мечтательные русские песни.

«Наша семья во многих отношениях значительно отличалась от обычных семей берлинских буржуа, – напишет он потом. – В семье Зорге был особый образ жизни, и это наложило на мои детские годы свой отпечаток, я был непохож на обычных детей… Во мне было нечто такое, что несколько отличало меня от других…»

Вот почему в интимной беседе со своим другом Эрихом Корренсом Рихард Зорге мог воскликнуть:

«Я, может быть, слишком русский, я русский до мозга костей!..»

Нина Семеновна Кобелева была из бедной семьи. Когда ее родители умерли, на руках у двадцатидвухлетней Нины остались шестеро братьев и сестер, которых нужно было кормить, одевать, обувать. В это время к ней посватался сорокалетний немецкий техник с нефтепромыслов Адольф Зорге, красивый, представительный мужчина с роскошной бородой. Он был вдовцом. Где-то в Германии проживали у родственников его дочери Амалия и Эмма. После недолгих раздумий Нина Семеновна согласилась выйти за него замуж. Они обвенчались и стали жить в большом двухэтажном доме в деревне Сабунчи. В своем рабочем кабинете Адольф Зорге повесил портреты предков: некоего пастора Георга Вильгельма Зорге из Бетау и его супруги Хедвиги Клотильды, в жилах которой текла и славянская кровь. Георг Вильгельм был нарисован художником в одеждах священнослужителя; такой портрет в кабинете потомка мог служить лучшим паспортом его благонадежности. А техник Адольф Зорге хотел казаться благонадежным, опорой империи, добропорядочным буржуа. Пастор и Хедвига Клотильда имели десять детей, столько же хотел иметь и Адольф Зорге.

Он всякий раз подчеркивал свое прусское подданство, по никогда не рассказывал ни о своем отце, ни о братьях отца (детях того самого пастора Георга Вильгельма): и отец, и два его брата были активными революционерами до и после революции 1848 года. Революционная работа была смыслом их жизни. Особую известность на этом поприще завоевал дядя Фридрих. Участник Баденского восстания 1849 года, близкий друг Маркса и Энгельса, он после подавления восстания вынужден был эмигрировать сначала в Швейцарию, Англию, а затем в Америку. Фридрих Зорге стал организатором американской секции I Интернационала, а на Гаагском конгрессе I Интернационала, в 1872 году, его избрали секретарем Генерального совета. Слава дяди, видного деятеля международного рабочего движения, ученика Маркса и Энгельса, автора многих социалистических и политических трудов, страшила и угнетала обывателя Адольфа Зорге; этот дядя, которого Адольф и в глаза-то никогда не видел, эмигрировал и жил в Нью-Йорке, писал брошюры о том, что «в Германии социализм уже образует всеми уважаемую силу, которая заставляет дрожать даже великого Бисмарка. Во Франции, Бельгии, Голландии, Дании, Австрии, России, Италии и Испании и теперь в Англии – всюду по всему цивилизованному миру социализм пускает корни… И социализм завоюет весь мир!..» От такого родственника хотелось отгородиться каменной стеной.