Майя Плисецкая: Я, Майя Плисецкая

В шестьдесят четвертом году в ветреных горах Армении, в придорожной закусочной возле озера Севан, шофер перегруженного МАЗа, промочивший пересохшее горло бутылкой пива, начал вести узоры народного армянского танца возле нашего столика. Мы перекусывали там с Щедриным и его другом Арно Бабаджаняном. Я была одна женщина в прокуренной зале закусочной, затерянной в скалах горного перевала, полной проезжих шоферов и прочей дорожной публики. Делать нечего. Я встала, внимательно смотря на все движения моего внезапного кавалера, и начала свой ответный танец. Гомон трапезников, звон посуды, вилок прекратился. Кто-то уже затянул печальную армянскую мелодию. Танец, неведомо откуда, у меня получился. Мой маленький дорожный триумф!.. Дружные крики ободрения. Хмельная шоферня обращается ко мне с поощрениями на армянском. Арно, недоумевая, спрашивает:

— Ты где, Майя-джан, учила наши армянские танцы?..

А в девяносто втором году Лусера Тена заказывает Щедрину концерт для кастаньет. Она не знает, что он мой муж. О Боже, как тесен наш мир! Но Щедрин отказывается. У него много работы…

Вообще ритуал, музыка, театрализованные шествия — в крови у всякого испанца. Буду помнить, как праздновал весь люд крохотного андалузского городка Малага-Велес весеннюю Святую Неделю. Под гипнотический ритм низких барабанов, с тяжелыми — в человеческий рост — деревянными расписными скульптурами Христа и Мадонны на плечах мужское население Малаги-Велеса, разделенное на почти военные сотни — по десять в ряд, — то ли странно маршировало, то ли унисоном танцевало некий хореографический текст. А вослед стройным волнам танцующих, одетых в древние монашьи балахоны с прорезями для глаз, которых с узорчатых балконов дети и старцы засыпали лепестками свежих роз, шли, разбившись на группы, остальные жители городка. И женщины, и мужчины. Они искупали свои прошлые и будущие грехи. Кто босиком по холодной мостовой, а пройти надо замысловатыми кругами весь город, добрых три-четыре часа, кто с цепями, кто с горящей свечой в руке…

А наш друг Хосе Анд ерика, пригласивший на это празднество, человек добрейший, беззлобный, застенчивый, волок следом по камням громадный деревянный крест, взвалив себе на спину его переднюю перекладину. Когда шествие останавливалось — несшим скульптуры следовало передохнуть, — духовой оркестр, сопровождавший процессию, оглушал окрестные улицы медными звуками марша. Но марш был в миноре, с тоскою. Таких печальных маршей я доселе не слыхала.

Вечером следующего дня Хосе Андерика с миловидной женой Кармен (вновь Кармен+Хосе=лкхх›вь) навестили нас в деревушке Маро над Нерхой, где мы остановились.

Ну, что, Пепе, тяжелый был крест? — спросил Родион. (Хосе все друзья ласкательно звали Пепе.)

Да, тяжелый.

Значит, много грехов?

А разве ты безгрешен?

Может, грехи твоего фестиваля?..

Хосе Андерика был руководителем ежегодного фестиваля в сталактитовых пещерах Нерхи — «Куева де Нерха». Я несколько раз танцевала в этом подземном чуде природы, превращенном во вместительный уютный театральный зал. Застывшие века назад в немыслимых, абстрактных рисунках сталактиты, вытканные узорами фантазеркой-природой высоченные своды пещеры, мерная капель, гулко резонирующая в неземном пространстве, создают у участников и у публики настрой таинственности. Здесь играли Ростропович и Менухин, танцевали, пели самые престижные кампании Европы. В Нерхе бывать — в радость.

Но связано у меня с Испанией и недоброе.

Выступления в Бильбао. После последнего мне предстоит дальний вояж, которого я с нетерпением жду. Через несколько дней в Нью-Йорке благотворительный вечер в пользу компании Марты Грехам. У меня в кармане авиабилет Мадрид-Нью-Йорк-Мадрид и американская виза в паспорте. Это приглашение самой Марты Грехам. Она снабдила меня и видеокассетой с записью маленького сольного балета «Фимиам», созданного ее сподвижницей Рут Сен-Дени в 1916 году. В вечере будут танцевать в постановке Грехам еще два танцора из России, два беглеца оттуда — Нуриев и Барышников. Это будет их первое выступление вместе.

Целое лето я терзала себя разучиванием нового балета по видеопленке. Я всегда предпочитала живой показ магнитофонному. Но Грехам обещала мне подшлифовать номер в Америке, когда я туда доберусь.

Звонок. Из Мадрида. Мужской голос по-русски:

— Здравствуйте, Майя Михайловна. Вас беспокоит атташе по культуре советского посольства в Испании. Моя фамилия Пичугин.