Камилла Уэй - О чем мы солгали

– Фотографии? – переспросила Клара, чувствуя подступающую тошноту. – Какие фотографии?

Оливер достал из кармана телефон.

– Вот последняя из тех, что Ханна нам послала.

– Дай посмотреть. – Том побледнел, когда взял телефон из рук отца и уставился в экран. Потом, не говоря ни слова, передал его Кларе.

Это был снимок Люка. На его лице расплылся большой свежий синяк, губа разбита, кожа под шрамами мертвенно-бледная, смотрит в объектив стеклянным взглядом.

У Клары перехватило дыхание от ужаса, когда она перелистнула фотографию на телефоне. На другом снимке Люк был со связанными руками, на которых были видны многочисленные сочащиеся ранки от порезов ножом.

– О нет, – прошептала она. – Боже.

– Мы ждем от нее указаний, что нам делать дальше, – сказала Роуз. – Мы так напуганы. – У нее вновь из глаз полились слезы. – Она опасна, Том. Очень опасна.

У Клары внутри все похолодело.

– Насколько опасна? – Она посмотрела на Оливера. – Когда ты упомянул тюрьму… почему Ханна туда угодила?

Говорят, что личностное расстройство, включая социопатию, объясняется биологией и определенными жизненными обстоятельствами. Неврологические расстройства часто передаются по наследству и могут усугубляться под влиянием детской травмы. У меня было достаточно времени как следует об этом подумать, по сути, ничего больше меня так не занимало, но я так и не разобралась в том, почему Ханна стала таким человеком. Возможно, она унаследовала от матери некоторые психологические проблемы, возможно, сделанное ею открытие в возрасте семи лет о том, откуда она родом, имело эффект разорвавшейся бомбы, лежавшей до поры без дела, пока кто-то не поджег фитиль. Мне кажется, я никогда не буду знать это наверняка. Мне стоило огромных усилий перестать зацикливаться на этом вопросе. Последний раз я видела Ханну – теперь я не называю ее своей дочерью – больше двадцати лет назад. И не желаю с ней встречаться вновь.

Меня охватила паника в тот день, когда я подслушала разговор Эмили и Ханны, называвшей себя «Бэкки». Я не знала, как мне следовало поступить. Я понимала, что нужно позвонить Роуз и предупредить ее, но меня словно парализовало. Может, стоило сначала поговорить с Ханной и попытаться заставить ее отказаться от любых планов? Я должна была выяснить, что она замышляла. Когда Ханна закончила разговаривать с Эмили, я в полном смятении дожидалась ее на кухне, пока не услышала звук открывшейся наверху двери и через несколько секунд ее шаги на лестнице.

Войдя, она зыркнула на меня, но, по своему обыкновению, ничего не сказала, холодно игнорируя мое присутствие, подошла к буфету и начала копаться в поисках еды. Ханна до сих пор у меня перед глазами. На ней были черные леггинсы и, вероятно, когда-то белая футболка, по лицу размазан вчерашний макияж, который она даже не удосужилась смыть. Но ее красота все еще приводила меня в трепет. Я снова вспомнила, каким странным неестественным голосом она говорила по телефону, называя себя «Бэкки», и меня передернуло. Наконец, я набралась решимости и прочистила горло.

– Ханна?

Она выпрямилась, держа в руке пакет с печеньем.

– Что?

Я тяжело сглотнула и собралась духом. Как получилось, что я стала бояться своей дочери?

– Я знаю, ты встречаешься с Эмили Лоусон, – сказала я. – Я подслушала ваш разговор по телефону сегодня утром.

Я заметила выражение удивления на ее лице. Несколько секунд она молчала, а потом сделала то, чего я не чаяла увидеть и через тысячу лет: она расплакалась. Я с недоумением смотрела на текущие по ее лицу слезы; она положила пакет с печеньем и подошла к столу, за которым я сидела. Ханна примостилась напротив меня, закрыла лицо руками и принялась всхлипывать.

Странно, но тогда я все еще любила Ханну, вид ее горя заставил мое сердце проникнуться к ней состраданием, хотя мое собственное сердце готово было разорваться на части.

– Ох, Ханна, – сказала я. – Дорогая, что такое? – Я наклонилась вперед, чтобы дотянуться до ее руки. Впервые за много лет она позволила прикоснуться к себе. – Скажи мне, пожалуйста, объясни, в чем дело?

Ханна не сразу смогла прийти в себя. Успокоившись, она вытерла слезы и заговорила таким слабым и несчастным голосом, что у меня к горлу подступил комок:

– Все, что мне нужно, – чтобы они любили меня, я имею в виду мою настоящую семью. Я хочу узнать их, понять, откуда я родом. – Ее глаза вновь наполнились слезами. – С тех пор как мне открылась правда о моих настоящих родителях, я чувствую, что совершенно сбита с толку.