Я проснулась от звука бьющегося стекла.
Отец преследовал маму по всему дому, бросал в нее пивные бутылки и кричал, что она чертова шлюха. Похоже (правда, это уже взрослая интерпретация происходившего тогда в моем понимании), мама не хотела заниматься с ним сексом, потому что у нее были месячные. И это привело моего отца в ярость.
Я босиком вышла из своей комнаты, готовая защитить маму. Правда, как я собиралась это сделать, понятия не имею. В итоге моя храбрость обернулась для меня болезненной раной на пятке — потом на нее пришлось наложить одиннадцать швов. Но теперь, вглядываясь в прошлое, я видела, что лучше уж пораненная нога, чем четыре назначенные мне месяца опекунства, когда о произошедшем узнал контролировавший меня социальный работник.
Таковы были мои родители, таково было мое детство. Эти их разговоры о перерождении, как им помог Иисус и все такое — сколько раз мне приходилось слышать подобное? Свой последний шанс они потеряли десятилетия назад.
Я, хоть убейте, не могла довериться людям, которые не смогли подарить мне настоящее детство, не говоря уже о том, чтобы поручить им заботу об Алексе.
Утром я позвонила мистеру Ханиуэллу, чтобы сказать ему, что хочу оспорить ходатайство моих родителей о предоставлении им опеки над Алексом.
Он выслушал меня почти без комментариев. Под конец я спросила:
— Как вы думаете, мое мнение будет иметь значение?
— Ну, у бабушки и дедушки нет никаких особых прав в процессах подобного рода, — сказал он. — Судья выслушает все наши аргументы. Исход ситуации, по всей видимости, будет зависеть от того, насколько хорошо то положение, в котором сейчас находится ваш мальчик. Судья поступит так, как будет лучше для вашего сына.
— Хорошо, хорошо, спасибо. Я очень ценю…
— Стойте, стойте. Не опережайте события. У меня есть кое-какие новости.
— Какие же?
— Да так, ничего особенного. Заседание по делу против социальных служб запланировано на десятое апреля. То есть днем позже совещания по уголовному делу. Но очень может быть, что на тот момент мы сможем кое-чем поделиться с судьей Стоуном.
— Будем надеяться. И чем же?
— Я показал ту фотографию парня со шрамом, которую вы послали мне по электронной почте, детективу из Стонтона, с которым я дружу.
— О, отлично, — сказала я. Он действительно среагировал очень оперативно.
— Детектив сразу узнал его. Имя Ричард Кодури что-нибудь вам говорит?
Ничего оно мне не говорило. Будь он таинственным водопроводчиком, Слэшем или Ричардом Кодури, мне никогда не доводилось слышать об этом человеке.
— Нет. Сожалею.
— Не скажу, что меня это сильно удивило. Мой приятель-детектив использовал несколько более грубые выражения, но, в общем, мистер Кодури, что называется, настоящая находка для полиции. Его неоднократно привлекали за бродяжничество, нахождение в пьяном виде в общественном месте и даже за справление нужд при всем честном народе — вот так.
— Что ж, прекрасно — ответила я.
— Будем считать, что так и есть. Мой приятель говорит, что у него на того типа есть досье чуть не со времен детского сада. По большей части он впутывался в дела с наркотиками, но на его счету также есть взлом чужой квартиры и преднамеренное нападение. Сейчас он на испытательном сроке. В течение пяти лет он должен вести себя паинькой, чтобы ему снова не навесили по полной программе. Все это мы можем использовать во время предварительного слушания. К тому же у нас теперь есть и визуальные доказательства.
— Что вы хотите этим сказать — визуальные доказательства? — спросила я.
Он ответил не сразу. Потом сказал:
— Ну, во-первых, должен предупредить вас, что наиболее разумно в таких обстоятельствах будет обойтись без участия суда присяжных. Понимаете, мы сознательно отказываемся от права на содействие присяжных и тем самым предоставляем судье единолично определять, виновны вы или нет. Правда, вокруг вашего дела было столько шумихи… Да и сам судья…
Я ждала, что он продолжит, но телефон молчал. Не выдержав, я спросила:
— И что же он?
— Миссис Баррик, мне приходится объясняться со всей возможной осторожностью, чтобы не выглядеть домогающимся вас старикашкой. Но вы помните, как на днях я попросил вас надеть свое лучшее платье?
— Да.
— Понимаете ли, для суда внешний вид подсудимого зачастую имеет огромное значение. Поэтому я и попросил вас надеть лучшее платье. Вы красивая молодая женщина, миссис Баррик. И на некоего конкретного судью это произведет прекрасное впечатление. Я хочу, чтобы он постоянно переводил взгляд с вас, в вашем замечательном платье, на этого Кодури с его татуировками и здоровенным шрамом. Итак, у нас есть Кодури с его россказнями, и вы, которые эти россказни внятно опровергаете. Вполне возможно, что мы сумеем убедить судью, кто здесь говорит правду, а кто — лжет. Вот так, возможно, нам и удастся победить. Вы со мной?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу