Игорь Губерман: Гарики на каждый день

В стихах моих не музыка живет,
а шутка,запеченная в банальности,
ложащаяся грелкой на живот,
болящий несварением реальности.

Нельзя не злясь остаться прежним
урчаще булькающим брюхом,
когда соседствуешь с мятежным
смятенно мечущимся духом.

Жрец величав и строг. Он ключ
от тайн,творящихся на свете.
А шут – раскрыт и прост. Как луч,
животворящий тайны эти.

Владыка наш – традиция. А в ней -
свои благословенья и препоны;
неписанные правила сильней,
чем самые свирепые законы.

Несмотря на раздор между нами,
невзирая,что столько нас разных,
в обезьянах срослись мы корнями,
но не все – в человекообразных.

Наука наукой,но есть и приметы;
я твердо приметил сызмальства,
что в годы надежды плодятся поэты,
а в пору гниенья – начальство.

Я повзрослел,когда открыл,
что можно плакать или злиться,
но всюду тьма то харь,то рыл,
а непохожих бьют по лицам.

Жизнь не обходится без сук,
в ней суки с нами пополам,
и если б их не стало вдруг,
пришлось бы ссучиваться нам.

Слишком умных жизнь сама
чешет с двух боков:
горе им и от ума
и от мудаков.

Талант и слеп и слишком тонок,
чтоб жизнь осилить самому,
и хам,стяжатель и подонок
всегда сопутствуют ему.

Когда густеют грязь и мрак,
и всюду крик: "Лови!,
товарищ мой! Не будь дурак,
но смело им слыви.

В эпоху страхов,сыска,рвения -
храни надменность безмятежности;
веревки самосохранения
нам трут и душу и промежности.

Чтоб выжить и прожить на этом свете,
пока земля не свихнута с оси,
держи себя на тройственном запрете:
не бойся,не надейся,не проси.

Добро уныло и занудливо,
и постный вид,и ходит боком,
а зло обильно и причудливо,
со вкусом,запахом и соком.

Пугаясь резких поворотов,
он жил и мыслил прямиком,
и даже в школе идиотов
его считали мудаком.

Чтобы плесень сытой скудости
не ползла цвести в твой дом -
из пруда житейской мудрости
черпай только решетом.

Определениям поэзии
спокон веков потерян счет,
она сечет сердца,как лезвие,
а кровь у автора течет.

Сколь часто тот,чей разум выше,
то прозябал,то просто чах,
имя звук намного тише,
чем если жопа на плечах.

Устройство мироздания жестоко
по прихоти божественной свободы:
убийствами поэтов и пророков
к их духу причащаются народы.

В цветном разноголосом хороводе,
в мелькании различий и примет
есть люди,от которых свет исходит,
и люди,поглощающие свет.

Есть люди: величава и чиста
их личность,когда немы их уста;
но только растворят они уста,
на ум приходят срамные места.

Люби своих друзей,но не греши,
хваля их чересчур или зазря;
не сами по себе мы хороши
а фону из гавна благодаря.

Бесцветен,благонравен и безлик,
я спрятан в скорлупу своей типичности;
безликость есть отсутствие улик
опасного наличия в нас личности.

Властей пронзительное око
отнюдь не давит сферы нижние,
где все,что ярко и глубоко,
свирепо травят сами ближние.

Всегда среди чумы и бедствий
пируют хари вместе с ликами,
и не смолкает смех в соседстве
с неумолкающими криками.

У нищих духом струйка дней
журчит ровней и без осадка,
заботы бедности скудней
богатых трудностей достатка.

В года кошмаров,столь рутинных,
что повседневных,словно бублики,
страшней непуганых кретинов
одни лишь пуганые умники.

Прости,Господь,за сквернословья,
пошли всех благ моим врагам,
пускай не будет нездоровья
ни их копытам,ни рогам.

О чувстве дружбы в рабской доле
сказал прекрасно сам народ:
кого ебет чужое горе,
когда свое невпроворот?

Наши дороги – простор и шоссе,
легок житейский завет:
думай,что хочешь,но делай,как все,
иначе – ров и кювет.

Сквозь вековые непогоды
идет,вершит,берет свое -
дурак,явление природы,
загадка замыслов ее.

Не меряйся сальным затасканным метром
толпы,возглашающей славу и срам,
ведь голос толпы,разносящийся ветром,
сродни испускаемым ею ветрам.