Игорь Губерман: Гарики предпоследние

подобное любовному касанию,

рождает непонятное почтение

к ничтожнейшему жизнеописанию.

697

Главное – не в пользе и продаже,

главное – в сохранности огня,

мысли я записываю, даже

если нету мыслей у меня.

698

Нет, зубами я голодными не клацаю,

потому что, от нужды меня храня,

Бог наладил из России эмиграцию,

чтобы слушатели были у меня.

699

Читаю с пылом и размахом,

зал рукоплещет и хохочет,

а я томлюсь тоской и страхом:

зубной протез мой рухнуть хочет.

700

Подойди, поэтесса, поближе,

я шепну тебе в нежное ухо:

вдохновение плоти не ниже

воспарений ума или духа.

701

Моя мечта – на поговорки

растечься влагой из бутылки,

придурок сядет на пригорке

и мой стишок прочтёт дебилке.

702

Я писал, как видел, и пардон,

если я задел кого мотивом,

только даже порванный гандон

я именовал презервативом.

703

Оды, гимны, панегирики,

песнопенья с дифирамбами —

вдохновенно пишут лирики,

если есть торговля ямбами.

704

Зря пузырится он так пенисто,

журчит напрасно там и тут,

на пальме подлинного первенства

бананы славы не растут.

705

Цель темна у чтенья моего,

с возрастом ничто не прояснилось,

я читаю в поисках того,

что пока никем не сочинилось.

706

Из шуток, мыслей, книг и снов,

из чуши, что несут,

я подбираю крошки слов,

замешивая в суп.

707

Нет, я не бездарь, не простак,

но близ талантов горемычных

себя я стыдно вижу, как

пивной сосуд меж ваз античных.

708

Заметил я, что к некоему времени

за творческие муки и отличия

заслуживаем мы у Бога премии —

удачу или манию величия.

709

Дерзайте и множьтесь, педанты,

культурным зачатые семенем,

вы задним числом секунданты

в дуэли таланта со временем.

710

Давно была во мне готовность

культуре духа наловчиться,

а нынче мне с утра духовность

из телевизора сочится.

711

Хоть лестна слава бедному еврею,

но горек упоения экстаз:

я так неудержимо бронзовею,

что звякаю, садясь на унитаз.

712

На север и запад, на юг и восток,

меняя лишь рейсов названия,

мотаюсь по миру – осенний листок

с российского древа познания.

713

Блажен ведущий дневники,

интимной жизни ахи-охи,

ползёт из-под его руки

бесценная херня эпохи.

714

Я не мог на провинцию злиться —

дескать, я для столицы гожусь,

ибо всюду считал, что столица —

это место, где я нахожусь.

715

Весь век я с упоением читал,

мой разум до краёв уже загружен,

а собранный духовный капитал —

прекрасен и настолько же не нужен.

716

Похожа на утехи рыболова

игра моя, затеянная встарь,

и музыкой прихваченное слово

трепещет, как отловленный пескарь.

717

Зря поэт с повадкой шустрой

ищет быстрое признание,

мир научен Заратустрой:

не плати блядям заранее.

718

Мне сочинить с утра стишок,

с души сгоняя тень, —

что в детстве сбегать на горшок, —

и светел новый день.

719

Когда горжусь, как вышла строчка,

или блаженствую ночами,

в аду смолой исходит бочка,

скрипя тугими обручами.

720

Где жили поэты, и каждый писал

гораздо, чем каждый другой, —

я в этом квартале на угол поссал

и больше туда ни ногой.

721

Страсть к телесной чистоте

зря людьми так ценится:

часто моются лишь те,

кто чесаться ленится.

722

Был мой умишко недалёк

и не пылал высоким светом,

однако некий уголёк

упрямо тлел в сосуде этом.

723

Век меня хотя и сгорбил,

и унял повадку резвую,

лирой пафоса и скорби

я с почтительностью брезгую.

724

В радужных не плаваю видениях —

я не с литераторской скамьи,

ценное в моих произведениях —

только прокормление семьи.

725

Время всё стирает начисто,

оставляя на листе

только личное чудачество

в ноте, слове и холсте.

726

Впадали дамы в упоение,

и было жутко жаль порой,

что я еблив гораздо менее,

чем мой лирический герой.

727

Приметой, у многих похожей

(кивнув, я спешу удалиться), —

недоданность милости Божьей

с годами ложится на лица.

728

У сытого, обутого, одетого

является заноза, что несчастен,

поскольку он хотел совсем не этого

и должен быть искусству сопричастен.

729

Полезности ничто не лишено,

повсюду и на всём есть Божий луч,