К правителю подошел невысокий и очень полный человек в форме настолько пестрой и разнообразной в деталях, что у Кира зарябило в глазах. Проекция звездного неба, собранная в тарелку, и то казалась бы менее блестящей.
— Желаю здравствовать, господин правитель! — отчеканил он с хрипотцой. — Всегда можете положиться на нашу верность! Уф… Городская стража рада служить правителю и закону, — адмирал отдал честь, произведя сложный перезвон регалий.
— Забавно, когда эти понятия совпадают! — ни с того ни с сего ляпнул Золотце-Скокк, широко улыбаясь Киру. — Не провести ли нам дегустацию вин? Сегодня по протоколу, кажется, должны подавать розовые с ракообразными на закуску. Все-таки мы на корабле! — подмигнул он Кривву Абсцессу, от чего тот скривился еще больше.
За вином, что подмечено не единожды, многие вопросы начинают решаться как-то сами собой и самым непредсказуемым порядком. «Не трусь!» — самое простое из того, что алкоголь сообщает своему визави по пути в голову из желудка.
Золотце-Скокк оказался кем-то вроде полушута-полувельможи, единственным оставшимся в живых членом знаменитой труппы «Театра жестокости мамаши Донг-Лунь».
«Того самого!» — едва не воскликнул Кир, но вовремя сообразил, что не стоит лишний раз подчеркивать простоту своего происхождения. Даже в Трех Благополучных Прудах слышали о кровавых и захватывающих представлениях этого театра, на которых нередко дамы лишались чувств, а мужчины съеденного обеда.
Довольно быстро накачавшись розовым, кое действительно подавали, Скокк продемонстрировал густую россыпь мелких глубоких шрамов вокруг сердца и на округлившемся за годы животе. Его специальностью было медленно насаживать себя на пику на глазах изумленной публики, оставаясь при этом (по возможности) живым. То был один из самых невинных трюков в программе мамаши Донг-Лунь, которой в конце концов надели петлю на шею, позаботившись, чтобы ее выступление тем и кончилось. Даже, как показалось, напившись в стельку, Скокк промолчал насчет того, кто именно это сделал.
— Но вы-то сами, я знаю, продолжаете свою творческую карьеру. Кое-кто из моих знакомых… участвовал в вашем шоу, — невзначай обронил Кир.
— Участвовал?! — Золотце-Скокк резанул Кира взглядом.
В нем не было теперь и следа от плотной хмельной мути, в которой тот, казалось, дрейфовал последние полчаса по воле течения.
— Именно.
— Хм… Сожалею.
— Нет-нет, большинство из них находятся в добром здравии.
— А-а… Всякое случается на сцене. Я уже начал беспокоиться.
— И они, скажем так, не вполне… Как это бывает с артистами: не вполне удовлетворены. В творческом плане.
Кир чуть не переломал извилины друг о друга, подбирая правильные слова. Каждое из них казалось острием, на которое он сам медленно насаживается грудью, стараясь не попасть в сердце.
— Вот как? Полагаю, есть немало возможностей, чтобы их творческий путь стал менее тернист.
— Но не слишком короток при этом.
— Нет, что вы! Ни в коем случае. Долгих дней жизни им всем, кем бы они ни были, — заверил Скокк, глядя исподлобья на Кира.
— Они не любители пошептаться, не беспокойтесь.
— Что вы, господин Ведроссон , — Скокку удалось подчеркнуть красным карандашом произнесенную фамилию правителя. — Долгий творческий путь требует терпеливого отношения к вещам, — покрутив бокал, он продолжил: — Уверен, что некая группа ваших подданных, добившихся верной службой отечеству вашего личного расположения, может рассчитывать на достойную работу. Малая сцена Королевского театра, — то ли спросил, то ли ответил он, словно обращаясь к бокалу.
Кир на всякий случай сдержанно кивнул в знак согласия.
— А вы, уважаемый Золотце-Скокк Гнидт , — проделал он тот же фокус с собеседником, — можете в определенных пределах рассчитывать на мое чувство справедливости.
Глава 45. БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ
Кир скучал в своем (не так легко к этому привыкнуть!) кабинете над чашкой какого-то напоминающего сурьму напитка, которым его настойчиво пытались осчастливить слуги, где бы он ни появлялся. Вероятно, считалось, что правитель Кварты должен употреблять его в астрономических объемах.
В его голове проносились картины двух последних дней и особенно сегодняшнего утра, когда какой-то лысоватый зануда с бархатными салфетками попытался… Кир привык обходиться в туалете сам и, кажется, весьма обидел старательного дядьку категорическим отказом от его услуг.
Читать дальше