Карина Демина: Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки

– Дорогая, – король поцеловал сухопарую, костистую ладонь супруги, – давай для начала я поговорю с Аврелием Яковлевичем, а там уже решим… если он и вправду…

…а чем дольше над сим казусом Мстивойт думал, тем сильнее сомневался в истинности написанного «Охальником»…

– …так уж любит князя Вевельского, то препятствовать… воссоединению их мы не станем. Дадим разрешение на брак…

…но никаких пышных свадеб под королевскими знаменами. Толерантность толерантностью, но его величество крепко подозревали, что в народе к эуропейским тенденциям отнесутся без должного энтузиазма.

Себастьян, к счастью для себя, о высочайших планах понятия не имел и, сидя на кровати, пересчитывал розы. Очередную корзину доставили поутру. Меж тугих бутонов, посеребренных, видать, для пущей красоты, белел конверт, который хочешь или нет, а придется в руки брать.

И, вздохнув, Себастьян двумя пальчиками его вытащил.

Вскрыл тонким ножичком.

И с матом отшвырнул прочь: из бумажного кармана выпорхнула дюжина бабочек, которые разлетелись по комнате. С крыльев их осыпалась золотистая пыльца, и стоило вдохнуть ее, как в носу тотчас засвербело.

– Нехорошо, ваше высочество. – Нос Себастьян потер, но свербение не унялось.

Чихнул он громко, бабочек распугивая. Они метались по комнате, ударяясь о стекло с громким премерзким звуком. Заговоренной пыльцы становилось все больше, и Себастьян, зажав нос рукавом, выскочил в коридор, чтобы нос к носу столкнуться с Лихославовой девицей.

Она стояла, сложив руки на груди, и мрачно гляделась в зеркало.

Ничего такая… аккуратненькая, фигуристая… и когда не хмурится, должно быть, симпатична… конечно, не чета Христине, но это скорее достоинство, чем недостаток.

– Кого-то ищете? – прогнусавила панночка Тиана, конвертом отмахиваясь. Треклятые бабочки, верно заговоренные на Тиану Белопольску, теперь стучались в дверь.

Свербение в носу стало почти невыносимым.

И Себастьян громко чихнул…

– Нет… пожалуй…

Он глубоко вдохнул, приказывая себе успокоиться, а заодно проклиная доброхота, который присоветовал его высочеству отправить этакий изящный подарок.

Чтоб его…

– У вас что-то с лицом… – сказала купчиха, вглядываясь как-то слишком уж пристально.

– Щеки покраснели, да?

Он потрогал щеку, убеждаясь, что за краснотой дело не стало… на гладкой коже проклевывалась чешуя.

– Бабочки… – сдавленным голосом произнес Себастьян, прижимаясь спиной к двери. – Терпеть не могу бабочек…

– Да?

– У них крылья… и чешуйки… вы знаете, что когда бабочки летают, то эти чешуйки сыплются? Отвратительно, правда?

Купчиха медленно кивнула.

Зудели руки.

И спина.

И Себастьян, не способный справиться с этим зудом, о дверь поскребся.

…да что ж это такое!

Если королевич, то, выходит, все дозволено? Между прочим, привороты – это противозаконно…

– Идем. – Купчиха вдруг схватила за руку и потянула за собой.

Себастьян вновь чихнул и попытался было пальцами нос зажать, да вовремя увидел, как переливается на них золотом заговоренная пыльца…

…подсудное же дело!

Евдокия шла быстро, едва ли не бегом, и благо коридоры Цветочного павильона были пусты не то по вечернему времени, не то сами по себе.

И в этом крыле Себастьяну бывать не доводилось.

Он со стоном поскреб шею, которая уже покрылась плотной четырехгранной чешуей… жалобу напишет, сегодня же… две жалобы… или три, и генерал-губернатору лично… мало того что Себастьяну приходится терпеть душевные излияния королевича, который повадился подолгу гулять с панночкой Тианой, повествуя ей о нелегком королевском бытии, так еще и приворожить пытаются…

Евдокия пинком распахнула резную дверь и втолкнула Себастьяна в комнату.

Ручку застопорила стулом и, уперев руки в бока, сказала:

– Ну и как это понимать?

– Никак, – ответил Себастьян и с немалым наслаждением о стену потерся. – Никак… не… понимать…

Чешуя стремительно отслаивалась и опадала на пол полупрозрачными лоскутами. Крылья все-таки получилось удержать, а вот лицо поплыло.

Вот же ж…

– Говорю же… не люблю бабочек… очень остро на них реагирую. – Себастьян отодрал от щеки тонкую полоску кожи.

– Надо же, печаль какая…

– Увы…

Зуд постепенно отступал, но кости ломило, и, значит, лицо вернулось прежнее… зеркало, висевшее тут же, подтвердило догадку.

– Ничего объяснить не желаете? – почти вежливо поинтересовалась купчиха и револьвер достала, должно быть, в качестве дополнительной аргументации.