Фаина Раневская: Анекдоты и тосты от Раневской

Расплатившись, актриса попросила официанта, чтобы тот в свою очередь позвал директора заведения.

Когда последний пришел, Фаина Георгиевна предложила ему… обняться.

Директор был обескуражен.

— Что такое, не понимаю, — бормотал он, оказавшись в объятиях Раневской.

— Обнимите меня, — басила актриса.

— Нос чего вдруг?

— Обнимите меня на прощание. Больше вы меня здесь не увидите.

Одна из многочисленных домработниц Фаины Георгиевны сварила курицу вместе с потрохами. Есть её было невозможно. Курицу пришлось выбросить. Раневская еще долго вздыхала и приговаривала:

— Но ведь для чего-то эта курица родилась!

Более пятидесяти лет живу по Толстому, который писал, что не надо вкусно кушать.

Не могу есть мясо. Оно любило, ходило, смотрело…

Раневская обедала как-то у одной дамы, столь экономной, что Фаина Георгиевна встала из-за стола совершенно голодной. Хозяйка любезно сказала ей:

— Прошу вас еще как-нибудь прийти ко мне отобедать.

— С удовольствием, — ответила Раневская, — хоть сейчас!

Фаина Раневская не упускала случая озадачить собеседника своей невозмутимостью.

— Посмотрите, Фаина Георгиевна! В вашем пиве плавает муха! — во весь голос закричала соседка по столу.

— Всего одна, милочка. Ну, сколько она может выпить?! — спокойно ответила Раневская.

Я заметила, что если не кушать хлеб, сахар, жирное мясо, не пить пиво с рыбкой — морда становится меньше, но грустнее.

Если человек сделал тебе зло, дай ему конфетку. Он тебе — зло, ты ему — конфетку, и так до тех пор, пока у этой твари не разовьется сахарный диабет.

Дамы, не худейте… Оно вам надо? Уж лучше к старости быть румяной пышкой, чем засушенной мартышкой…

В санатории некая актриса, ковыряя невкусную котлету вилкой, заявила:

— Я предпочитаю здоровую еду.

Раневская мрачно:

— Я тоже. Здоровый кусок свинины или на крайний случай говядины…

(В действительности, в питании Раневская была крайне ограничена из-за множества болезней, потому ела мало.)

Есть в одиночку все равно, что, пардон, ходить в туалет вдвоем.

Репортеры делятся на тех, кто сначала берет интервью, а потом печатает его, и тех, кто поступает наоборот.

Репортеру, намеренному взять интервью у Любови Орловой:

— Только не вздумайте спросить, сколько у нее платьев в шкафах.

— Почему?

— Начнет считать, до завтра не управитесь.

— Что нужно человеку для счастья? — задала Фаине Раневской вопрос журналистка, рассчитывая на афористичный ответ.

— Смотря кому. Вот вам, например, чтобы я острила, а мне, чтобы вы от меня отстали.

— Репортеры с каждым годом становятся все хуже, — жаловалась Фаина Георгиевна. — Но раньше глупости спрашивали о театре, а сейчас просто глупости. Названий пьес не знают, авторов не помнят, отвечать на их вопросы страшно, чтобы не поставить в тупик именами классиков. Скоро придется сначала лекцию читать о русской литературе и театре, чтобы знали, что спрашивать.

Фаина Раневская дает интервью. Журналист интересуется:

— Скажите, кем была ваша мать до ее замужества?

— У меня не было матери до ее замужества, — ответила актриса.

Как-то, во время интервью, упредив возможные вопросы журналиста, Фаина Георгиевна Раневская заявила:

— Я не пью, я больше не курю и я никогда не изменяла мужу потому еще, что у меня его никогда не было.

— Значит, у вас, совсем нет никаких недостатков? — уточнил журналист.

— В общем, нет, — скромно, но с достоинством ответила Раневская.

И после небольшой паузы добавила:

— Правда, у меня большая жопа и иногда я немножко привираю.

В эвакуации в Ташкенте Фаина Раневская решилась продать кусок кожи для обуви. Чтобы провести эту операцию легально, артистка отправилась в комиссионный магазин. Там кожу почему-то не приняли, а у выхода из магазина её остановила какая-то женщина и предложила продать ей кожу из рук в руки. В момент совершения сделки откуда ни возьмись появился милиционер и повел незадачливую спекулянтку в отделение милиции. Очень скоро их окружили люди. «Он шел быстро, а я старалась поспеть за ним и делала вид для собравшейся публики, что милиционер — мой хороший знакомый и я с ним беседую. Но, вот беда, ничего не получалось. Милиционер был узбек, не очень-то меня понимал, да и мне было решительно не о чем с ним разговаривать. И я стала весело и оживленно произносить тексты моих прежних ролей, жестикулируя и пытаясь сыграть непринужденную беседу. А толпа мальчишек и взрослых любителей кино, сопровождая нас, в упоении кричала: «Мулю повели! Смотрите, нашу Мулю ведут в милицию!» Они радовались, они смеялись. Я поняла, что народ меня ненавидит».