10000 афоризмов великих мудрецов

Работая только ради материальных благ, мы сами себе строим тюрьму. И запираемся в одиночестве, и все наши богатства — прах и пепел, они бессильны доставить нам то, ради чего стоит жить.

Сетуя на отсутствие энтузиазма у своих приверженцев, всякая духовная культура, как всякая религия, изобличает самое себя. Долг ее состоит в том, чтобы воодушевить их. То же самое — если она жалуется на ненависть противников. Ее долг — обратить их в свою веру.

Слишком много в мире людей, которым никто не помог пробудиться.

Товарищи только те, кто, держась за один канат, общими усилиями взбираются на горную вершину и в этом обретают свою близость.

Тот, кто носит в своем сердце образ будущего собора, — уже победитель. Победа есть плод любви. Только любви открываются контуры еще неизваянной статуи. Только любовь направляет резец ее творца. Разум обретает ценность лишь тогда, когда он служит любви.

Тот, кто умирает ради того, чтобы двинуть вперед наши познания, или ради возможности излечивать болезни, тот и умирая служит жизни.

Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил.

Убогое представление о культуре у тех, кто полагает, будто она сводится к затверженным формулам. Последний школяр на отделении точных наук знает о законах природы куда больше, чем знали Декарт и Паскаль. Но способен ли школяр мыслить, как они?

Хотя человеческой жизни нет цены, мы всегда поступаем так, словно существует нечто еще более ценное.

Человек полон противоречий.

Я буду сражаться за Человека. Против его врагов. Но также и против самого себя.

Писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе.

Ад — особая милость, которой удостаиваются те, кто упорно ее домогались.

Без отчаяния к жизни нет и любви к жизни.

Боги наградили человека великими, блистательными добродетелями, позволяющими ему достичь всего, чего он пожелает. Но одновременно они наградили его и добродетелью более горькой, внушающей ему презрение ко всему, чего он достиг.

Болезнь — это крест, но, может, и опора. Идеально было бы взять у нее силу и отвергнуть слабости. Пусть она станет убежищем, которое придает силу в нужный момент. А если платить нужно страданиями и отречением — заплатим.

Быть может, к скульптуре меня влечет любовь к камню. Скульптура возвращает человеческому облику весомость и равнодушие, без которых я не мыслю величия.

Быть язычником для себя, христианином для других — к этому инстинктивно склоняется всякий человек.

В жизни должна быть любовь — одна великая любовь за всю жизнь, это оправдывает беспричинные приступы отчаяния, которым мы подвержены.

В жизни каждая минута таит в себе чудо и вечную юность.

В какой-то момент перестаешь испытывать любовное волнение. Остается только трагизм. Жить ради кого-то или чего-то становится уже бессмысленно. Смысл обретает только мысль о том, чтобы можно было за что-то умереть.

В определенном возрасте столкновения между людьми начинают осложняться борьбой со временем. И это уже безнадежно.

В отличие от нас женщины, по крайней мере, не обязаны стремиться к величию. У мужчин даже вера, даже смирение призваны доказывать величие. Это так утомительно.

В смерти игра и героизм обретают свой подлинный смысл.

Великий вопрос жизни — как жить среди людей.

Вечное искушение, против которого я непрестанно веду изнурительную борьбу, — цинизм.

Взбунтовавшийся атеизм ставит историю на место Бога и заменяет бунт абсолютным повиновением. Долг и добродетель для него суть не что иное, как полное подчинение и полное принесение себя в жертву святыне ненасытного становления.

Воля — то же одиночество.

Вопрос о смысле жизни я считаю самым неотложным из всех вопросов.

Время идет медленно, когда за ним следишь. Оно чувствует слежку. Но оно пользуется нашей рассеянностью. Возможно даже, что существует два времени: то, за которым мы следим, и то, которое нас преобразует.

Всякая жизнь, посвященная погоне за деньгами, — это смерть. Воскрешение — в бескорыстии.

Всякая философия — самооправдание. Оригинальной была бы только философия, оправдывающая другого человека.

Высшая добродетель заключается в том, чтобы задушить свои страсти. Добродетель более глубокая заключается в том, чтобы привести их в равновесие.

Гениальность может оказаться лишь мимолетным шансом. Только работа и воля могут дать ей жизнь и обратить ее в славу.