Александр Немировский: Мифы и легенды народов мира. Том 8. Древняя Индия

Это восклицание из трех звуков выражает три аспекта верховного божества.

Этот эпизод дополняет сведения о Кришне как боге неарийского населения Северной Индии, первоначально чуждом брахманизму. Давая ему в отцы Васудеву, потребовалось и обучить Кришну ведам.

Гандхарвы — полубоги, демоны, выступающие в некоторых местах «Ригведы» как противники Индры, — в эпосе и пуранах они выступают как певцы и музыканты, услаждающие богов. Гандхарвов по сходству теонимов сближают с греческими кентаврами, конноголовыми полубогами. В связи с этим приводятся сведения об изображении Вишну с конской головой, сказание о явлении Нараяны как конноголового бога и об отождествлении Кришны с первоконем Уччайшравой.

Пракрити — в индийской мифологии и философии первоначальная субстанция, воплощающая высшую волю творца, идентифицируется с майей — иллюзией и шакти — божественной женской энергией.

Маркандея — в постведийской мифологии воплощение (аватара) Вишну, легендарный мудрец, связанный с многочисленными сюжетами. Его погружение в божество мыслится как волшебная греза, однако оно выражает эсхатологические представления индуизма. Будущее встает как время природных катастроф, которым предшествует деградация человеческого общества в форме нарушения законов социальной жизни и установлений религии.

Сюжет изложен по «Маркандея–пуране» и «Матсья–пуране». Последняя более поздняя по времени, как это можно заключить по отождествлению Вишну со вселенной и всеми богами.

Юга в принципе соответствует векам или поколениям греческого мифа, изложенного поэтом Гесиодом. В индийском мифе отсутствует символика металлов — золото, серебро, медь, железо. Сами названия юг заимствованы из терминологии азартных игр. Кали — злосчастный бросок кости (то, что римляне называли «собакой»), Калиюга, в которой, согласно представлениям индийцев, мы обитаем, в пересчете на наше летосчисление наступила 18 февраля 3102 г. до н. э.

Воровство в индийской мифологии — порок древнейшей поры. В «Атхарваведе» имеется такое заклятие против воров, такого же зла человеческого рода, как дикие звери и колдуны: «Первым из зубастых мы разгрызаем тигра, затем и вора, потом змею, колдуна — потом. Тот вор, что приходит сегодня, уходит раздавленным. Пусть убьет его Индра дубиною грома».

Баньян, увиденный Маркандеей, — мировое древо, присутствующее в большинстве известных нам мифологий мира как образ, воплощающий универсальную концепцию вселенной. В мифе о Маркандее древо не просто ось мира, но и место обитания верховного божества. Упоминаемые в тексте боги отнесены на периферию.

Миф о Випашите отражает представления о смерти и загробной участи в постведийскую эпоху. Уже в «Атхарваведе» среди мифологических персонажей, богов и демонов присутствуют живущие в царстве Ямы души умерших предков, подобные римским манам, славянским дзядам и дедам, которые пользуются почитанием и требуют жертв. В постведийских текстах картина загробного мира приобретает завершенность. Он мыслится местом, где души несут наказание за преступления в земной жизни — проступки, неповиновение. Рассказы о существующих в этом мире порядках вкладываются в уста мудрецов, побывавших там, где терпят муки мертвые. Один из них, Випашита, — фигура, родственная шумероаккадскому Гильгамешу, греческому Орфею, Энею Вергилия и герою «Божественной комедии» Данте. Его извлеченная из тела душа, пройдя через жертвенный дым, встречается с самим Ямой, освобождающим ее от наказаний.

Отделение души Випашиты от тела и его загробное путешествие настолько близко представлениям о смерти этрусков, что могло бы быть проиллюстрировано фресками этрусских гробниц.

Обещание Ямы не может служить указанием на существование особого места для избранных душ, избавленных от кары богов, подобного греческому Элизию. Души праведников, как и питары вед, живут вместе с богами в горних сферах.

Меру — гора, проходящая в центре Земли и мыслимая ее осью. Жилище богов наподобие греческого Олимпа.

Вайтарани («переносящая», «переправляющая») — подобная по функциям греческому Стиксу. Но в индийских мифах нет персонажа, подобного этрусскому Хару и греческому Харону. Преодолеть ее мог тот, кто при жизни подарил брахману корову, — в этом случае он мог держаться за ее хвост.