Мейстер Экхарт: Духовные проповеди и рассуждения

Таким образом, мир становится представлением Бога (в театральном смысле этого слова), разыгрываемым Мастером с единственной целью – обратить человека к его внутренней, подлинной жизни.

Образ, использовавшийся Сократом в диалоге «Федон». Интересно, что примером такого сосредоточения (на математической задаче) Экхарт выбирает смерть другого античного мудреца – Архимеда.

Правда, оценка этих «умов» у Экхарта уже совершенно не аристотелевская.

«Апология» возможного ума напоминает установку античных скептиков на поиск («скепсис») путей опровержений любых однозначных суждений, который, естественно, не может завершиться каким-либо определенным (а значит, и односторонним) результатом.

асцвет этой ереси падает на рубеж II–III веков.

Вообще, в данной проповеди (да и ниже) ощущаются более или менее скрытые влияния Отцов Церкви, особенно восточных (каппадокийцев, Иоанна Дамаскина), которые далеко не всегда придерживались формульной точности в объяснении отношений между сущностью Божества и Его ипостасями; впрочем, воззрения их от этого не становились еретическими.

Основа тела, видимо, – душа.

Приведем один из индийских текстов, удивительно созвучный соответственному месту Экхарта: «Четвертое же состояние не есть познание внутреннего, не есть познание внешнего, не есть познание того и другого, не суть познания, не познание и не-познание. Это состояние невидимо, неизреченно, неуловимо, неразличимо, непостижимо, неугадываемо; оно – знание о едином Атмане, в котором пропадает видимый мир…» (см. «Мандукья-Упанишада»).

Такого рода теургическое состояние наиболее ярко описано Ямвлихом в трактате «О египетских мистериях». К слову, упоминания Экхартом «вершины» или «лучшей части» души также напоминают терминологию зрелых неоплатоников, согласно которым «вершина души» пребывает на высших уровнях мироздания даже тогда, когда душа не видит и не знает ничего, кроме телесного мира.

Напомним, что «в образе раба» – важнейшая новозаветная цитата, символизирующая состояние, которое принял Христос, низошедший ради спасения человечества.

Это и есть разумное постижение всего тварного и разумное возвращение его Божеству как истинному Собственнику всего.

И еще один пример из «Чжуан-цзы», говорящий о том, что Экхарт называл «нищетой духа»: «Не мыслить и не думать – это начало познания дао. Нигде не находиться и ни в чем не усердствовать – это начало безмятежного пребывания в дао. Ничему не следовать и не идти никакой дорогой – это начало обретения дао» (гл. «Северное путешествие знания» – перевод С. Кучера).

Те м более неприемлемо для Экхарта познание по аналогии – тот тип познания Бога, который в томизме, например, признавался возможным.

В данном случае трудно даже говорить о грехе: скорее нужно вести речь о любознательности души, или ее свободе, или о стремлении души к утверждению себя в бытии – но не о нарушении заповедей.

В сущности, Экхарт обыгрывает знаменитый герметический принцип: «Боги создали людей, люди создали богов».

Ибо индивидуальное определяется либо через себя, либо же через иное себе. Здесь же исчезают и первое, и второе.

Отсюда непосредственно следует, что сама по себе эта праоснова не только непознаваема, но и не высказываема речью.

Отметим, что оба этих образа: Родник («Исток всех источников») и Иное, – ведут происхождение из теософского текста II в. н. э. «Халдейские оракулы», который очень почитался в зрелом неоплатонизме (начиная с Порфирия и школы Ямвлиха) и из которого был заимствован ряд понятий, повлиявший на немецкий доминиканский платонизм XIII столетия.

Напомним, что в таком понимании истечения Духа Святого заключается основное догматическое различие между католицизмом и православием.

Но точно так же и Платон утверждал в «Софисте», что бытие, жизнь, ум находятся в душе!

Приведем еще одну параллель из «Дао дэ цзин»: «Великое Дао понесло ущерб, и появились милосердие и справедливость, а мудрость видна лишь тогда, когда есть великая ложь. Шесть родственников в мире, и появляются сыновняя почтительность и материнская любовь. Когда страна погружена в междоусобицы и смуты, то появляются и преданные подданные. Отсеките совершенномудрие! Отбросьте мудрость!» (гл. 18 – перевод Е. А. Торчинова).