Кресли Коул: Нет голода неистовей

Здесь, в Париже, у нее не было ни друзей, ни знакомых, а она просто умирала от голода. Случалась ли когда-либо подобная глупость?

Гуляющие по аллеям и держащиеся за руки парочки будто насмехались над ее одиночеством. Это с ней было что-то не так, или влюбленные в этом городе действительно смотрели друг на друга с еще большим обожанием? Особенно весной.

Умрите, ублюдки.

Эмма вздохнула. Конечно, в том, что они были ублюдками, которые должны умереть, не было их вины.

Вступить в эту борьбу с собой ее заставил совершенно пустой номер отеля и надежда на то, что в этом Городе Света ей удастся найти другого торговца кровью. А все потому, что ее прошлый контакт ломанулся на юг – в буквальном смысле смылся из Парижа на Ибицу. Даже не объяснив толком, почему оставляет свои непосредственные обязанности. Промямлил только что-то о «прибытии восставшего короля» и о том, что в Гей-Пари iiiназревает какое-то «серьезное эпическое дерьмо». Что бы это ни значило.

Будучи вампиром, Эмма принадлежала миру Ллора, той страте существ, которым удалось убедить людей, что они существуют только в человеческом воображении. Но, несмотря на то, что город просто кишел обитателями Ллора, Эмма не могла найти себе нового поставщика крови.

Каждое обнаруженное существо, у которого она могла получить необходимую ей информацию, уносилось прочь что было сил из-за ее вампирской сущности. Они убегали сломя голову, не догадываясь, что она даже не была чистокровным вампиром. Не говоря уже о том, что Эмму по сути можно было назвать размазней, которая, к тому же, никогда не кусала ни одного живого существа. Как любили всем повторять ее свирепые приемные тетки - Эмма выплачет все свои розовые слезы, если, не дай бог, смахнет пыль с крылышек мотылька.

Во время этой поездки ей так и не удалось достичь цели, и это притом, что она так на ней настаивала. Поиски каких-либо сведений о покойных родителях – матери Валькирии и неизвестном отце-вампире – так ни к чему и не привели. И теперь ей оставалось разве что позвонить теткам и попросить их забрать ее домой. А все потому, что она не могла себя прокормить. До чего же жалкой она была. Вздохнув, Эмма подумала, что за это ее теперь будут высмеивать следующие семьдесят лет…

И тут рядом послышался какой-то грохот. И прежде, чем она смогла пожалеть официантку, которую, видимо, кто-то толкнул, этот грохот раздался вновь, а затем еще и еще. Поддавшись любопытству, Эмма наклонила голову как раз в тот момент, когда зонтик напротив, служащий какому-то столику навесом, взмыл в воздух на пятнадцать футов ivи, подгоняемый ветром, понесся по высокой дуге прямо в Сену. На борту какого-то речного трамвайчика раздался гудок, и послышались галльские ругательства.

Едва освещаемый электрическими фонарями высокий мужчина один за другим переворачивал столики кафе, мольберты художников и книжные киоски, в которых продавалась порнография столетней давности. Туристы с криками убегали от этой волны разрушений. Ахнув, Эмма подскочила на ноги, и вскинула на плечо сумку для книг.

Расчищая себе дорогу, мужчина направлялся прямо к ней. Его черный плащ развевался за ним на ветру. Габариты мужчины и неестественная плавность его движений заставили ее задуматься, а был ли он вообще человеком. Его длинные, густые волосы свисали, закрывая наполовину лицо, многодневная щетина покрывала щеки.

Указав на нее трясущейся рукой, он прорычал. - Ты.

Эмма огляделась по сторонам, в надежде увидеть того несчастного ТЫ, к которому он обращался. Но это оказалась она. Черт бы все побрал, этот сумасшедший направлялся к ней.

Повернув ладонь внутренней стороной вверх, он жестом подозвал ее к себе - словно даже не сомневался, что она подчинится.

- Ээ, я-я вас не знаю, – пропищала она и, попятившись назад, сразу же наткнулась на скамью.

А он продолжал на нее надвигаться, игнорируя расположенные между ними столики, с легкостью откидывая их в сторону, словно игрушки, и неукоснительно приближаясь к своей цели – к ней. В его бледно-голубых глазах горела неистовая решимость. Когда он оказался рядом, Эмма еще острее ощутила его ярость, вызвавшую в ней сильную тревогу. Ведь ее вид считался хищниками ночи, а не добычей. Да и к тому же в глубине души она была настоящей трусихой.

- Подойди, – выдавил он, будто слово далось ему с большим трудом, и опять сделал шаг в ее сторону.

Округлив глаза, Эмма замотала головой и внезапно, не оборачиваясь, перепрыгнула через скамью. Сгруппировавшись в воздухе, она приземлилась к нему спиной и стала разгоняться в сторону набережной. Хотя Эмма была очень слаба, находясь уже больше двух дней без крови, страх придавал ей сил и скорости. Так что совсем скоро она уже пересекала Архиепископский мост, намереваясь покинуть остров.