Unknown - 61ad6796-2e40-4603-ac60-bc6105305c08 out

— Нет, это не так. Он действительно был. И я был свободен, насколько вообще можно быть свободным, живя во вражеской ставке.

— Скажи, ты был достаточно свободен, чтобы попытаться убить его?

Гермиона смотрит на него прямо, чуть хмурясь. Она уже знает ответ, но в её глазах нет ни намёка на осуждение. В них читается почему-то сочувствие.

Гарри медлит, прежде чем ответить.

— Видишь ли, в этом-то и проблема. Я отправлялся туда с твёрдым намерением прикончить его, как только появится возможность. Но потом подумал… — он делает долгую паузу, собираясь с мыслями. — Мы столько лет стремились лишь к тому, чтобы уничтожить его. Но никогда не пытались его…

— Раскусить? — неуверенно предполагает Гермиона. — Изучить?

— Почувствовать, — тихо заканчивает Гарри на выдохе и опять закрывает глаза, потому что уверен: сейчас на лице Гермионы отразится ужас или омерзение. Но спустя несколько секунд она спрашивает совершенно спокойно, всё с тем же осторожным интересом:

— И у тебя получилось его почувствовать?

— Думаю, что я был близок к этому. Был близок даже к тому, чтобы его понять. Но мне…

— Не хватило времени, — заканчивает она его утренней фразой, которая теперь обрела свой истинный смысл.

— Знаешь, я, наверное, его просто тянул, — признаётся Гарри, ощущая тяжесть в груди. — Я думал, что смогу всё понять, понять его, а потом просто убить. И… Пару раз у меня была возможность это сделать. Призрачный шанс, который точно стоил бы мне жизни, но он был. А я убеждал себя, что ещё не пришло время, что ещё слишком рано, что я не смогу сейчас его убить. Скорее всего, и не смог бы. Но я даже не попытался. Надеялся: ещё немножко, ещё совсем чуть-чуть — и мне всё станет ясно, и тогда я это сделаю. Но я слишком долго тянул, и в итоге не вышло ни того, ни другого. — Гермиона молчит в ответ, и Гарри тоже нечего добавить к такому признанию. Наконец он тихо спрашивает: — Наверное, теперь ты будешь относиться ко мне иначе?

У него ухает сердце, когда она отвечает:

— Конечно, Гарри, — но потом добавляет вовсе не то, что он ожидал услышать: — Раньше я думала, что ты просто смелый и отчаянный человек, который готов рискнуть жизнью ради других. Но теперь я вижу, что ты очень сильно изменился. Ты стал задумываться над тем, что делаешь, и надо всем, что тебя окружает. Ты научился видеть глубже и понимать суть вещей, а не хватать поверхностные знания, как раньше. По-моему, это именно то, чего тебе всегда не доставало.

Гарри смотрит на неё оторопело, забыв закрыть рот и сомневаясь, не снится ли ему это.

— То есть ты… Ты не злишься, не считаешь меня трусом и предателем?

— Нет, Гарри. Я считаю тебя очень смелым человеком. Ведь смелость не в том, чтобы, зажмурив глаза, быстро покончить со всем раз и навсегда, а в том, чтобы заглянуть в лицо своим страхам, попытаться понять их и принять. К тому же, каким бы теперь ни стал Волдеморт, вряд ли бы он разрешил тебе спокойно жить в поместье, если бы был хоть один шанс, что ты действительно можешь убить его, — Гермиона виновато опускает голову. — Возможно, он знает что-то о вашей связи, чего не знаешь ты. Я знаю, что для того, чтобы убить человека, недостаточно выпустить убивающее проклятие — нужно по-настоящему захотеть этого. Может быть, ваша связь не дала бы тебе этого пожелать на самом деле. Даже если бы ты попытался убить его, ничего бы не вышло.

— В любом случае, теперь мы этого уже не узнаем.

— Как знать, — Гермиона задумчиво покусывает губу. — Выбора-то у нас особого нет.

— Что ты имеешь в виду? — прищуривается Гарри.

— Ты ведь сам полчаса назад сказал: если его не убить, он уничтожит всех нас. Так что для тебя в этой войне есть только два варианта: либо ты убьёшь его, либо погибнешь сам. Потому что бежать на самом деле уже некуда и прятаться негде. Сейчас всё не как в школе, у тебя уже нет третьего варианта.

— Даже не верится, что всё близится к концу, — шепчет Гарри, глядя в окно.

— Я понимаю тебя. Мы столько лет сражались с ним, а теперь, получается, это уже не имеет значения.

— Не имеет, — кивает он, рассматривая разбитый фонарь на улице. — Я знаю, как всё будет. Всё равно в конце останемся только я и он. И я боюсь, мне будет легче погибнуть самому, чем…

Гарри не договаривает, но этого и не нужно: всё равно он перешёл на шёпот и Гермиона уже не может его слышать.

Глава 27. Отторжение приводит к единению

Дни льются унылым серым потоком, как холодная вода из кривого крана в ванной комнате на втором этаже. Январь медленно приближается к концу, но Гарри почти не чувствует течения времени. Его вчера похоже на сегодня и ничем не будет отличаться от завтра. Он лишь смутно догадывается, какое сегодня число и сколько дней он находится в штабе. Однажды, глянув на календарь в прихожей, он равнодушно отмечает, что прошла уже неделя с тех пор, как он вернулся. Но с тем же успехом это мог быть и месяц, и всего два дня. Здесь ничего не меняется, ничего не происходит. Один день заканчивается, чтобы начался другой, такой же бездушный и пустой.