Коллектив авторов: Обыденное и научное знание об обществе: взаимовлияния и реконфигурации

Объекты природного и социального миров мы «разбираем по кучкам», распознавая их в их типичности, абстрагируясь от большого количества присущих им уникальных качеств и свойств. Нас окружают «по жизни» члены более или менее обширных множеств: женщины имужчины, красавицы и дурнушки, начальники, военные, «честные» чиновники и чиновники-взяточники, «зануды», «хвастуны», официанты, кассиры и контролеры, старики и дети…, а также столы и стулья, молотки и грозди, брошки и галстуки… Чем шире классификационная ячейка, тем более анонимными, абстрактными предстают объекты, в нее попадающие: «просто девушка» (девушка N) и рыжеволосая девушка с веснушками и зелеными глазами, высшим гуманитарным образованием и хорошими жилищными условиями, любящая животных, японскую кухню и поэзию «серебряного века» суть два разных по информативной и прагматической ценности типизационных ряда.

Люди категоризируют друг друга не только по ролям, но и по предполагаемым мотивам и смыслам поступков, ими совершаемых. В любом случае, индивидуальная особость Другого при таком взгляде если и не ускользает, то, по крайней мере, существенно упрощается и схематизируется. Здесь Шютц следует прямо по стопам Г. Зиммеля, проблематизировавшего [32] Как и свойственно этому автору, – проницательно, но бегло и путано. неизбежно обобщенное и ограниченное восприятие Другого как один из универсальных механизмов его житейского и научного «понимания». Понимание Другого у Зиммеля выступает специфическим «априори», предпосылкой не только социального познания, но и социального бытия [5, 509–526]. Действительно, положение об абсолютной непостижимости чужой жизни и опыта было бы трудно совместить с практической потребностью в контактах с окружающими и систематическом использовании продуктов их «разумной» деятельности. А поскольку такая потребность существует, постулирование самой возможности достижения «необходимого и достаточного» уровня понимания Другого становится условием существования общества как устойчивого порядка взаимодействий, предполагающего относительную предсказуемость поведения акторов друг по отношению к другу.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Рид, очевидно, полагает, что с точки зрения неприятия окружающими, с которым приходится сталкиваться такому подменышу, и проистекающих отсюда негативных последствий, его положение сходно с положением описанного страницей ранее «мудрого и рационального философа», последовательно проявляющего скептицизм в отношении данных внешних чувств и попадающего в череду предсказуемых неприятностей (разбивающего нос о столб, падающего в канаву и, в итоге, заключаемого в сумасшедший дом).

В данном разделе использованы материалы, представленные в опубликованном ранее докладе автора на симпозиуме «Вторые Давыдовские чтения» (Москва, 9-10 октября 2014).

Примером таких «априорных предположений», не всегда выдерживающих прямую проверку, является предположение о прямой связи между убеждениями (beliefs) социальных акторов относительно элементарных социальных фактов, истинными или ложными, и их суждениями относительно того, какими должны быть основанные на этих фактах нормативные решения и действия. Эмпирическая демонстрация спорности этого предположения и тесно с ним связанных расширительных интерпретаций так называемой «теоремы Томаса» содержится, в частности, в нашей статье [6].

Заметим, однако, что предложенная А. Сикурелом версия этнометодологии, обозначенная в качестве «когнитивной социологии» в вышедшем в 1973 сборнике его статей (заглавие которого практически не эксплицируется в самой книге), по сути, была нацелена скорее на сближение этнометодологических исследований неявных «структур значения» с традиционной социологией и лингвистикой [19].

Здесь и далее мы будем в качестве русского эквивалента английскому entitativity использовать преимущественно слово «целостность», как предложено в статье [1]. Следует однако помнить, что этот термин акцентирует внимание на реальном существовании социального образования.