Валерий Ледяев: Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

В частности, в тех регионах, где у власти находились выходцы из советской партийно-хозяйственной номенклатуры, в составе политического класса преобладали представители номенклатуры с соответствующими возрастными, образовательными, ментальными и иными характеристиками.

В момент проведения исследования некоторое исключение составляли Санкт-Петербург, а также Кемеровская и Томская области.

Исследование было выполнено в 2009 г. при поддержке Института общественного проектирования. Наряду с В. Гельманом в проекте приняли участие Елена Белокурова, Надежда Борисова, Ольга Бычкова, Дмитрий Воробьев и Сергей Рыженков.

Предыдущие исследования были посвящены демократической и авторитарной трансформации региональных политических режимов в 1990-е годы [Россия регионов, 2000] и становлению и упадку муниципальной автономии в конце 1990-х и первой половине 2000-х годов [Гельман и др., 2002].

Для обозначения данного типа взаимоотношений между городскими экономическими и политическими акторами исследователями используется и метафора «захват государства».

Производство этого предприятия составляет 83 % общего объема промышленного производства в городе; на заводе занято 44 % работающих жителей города.

Случай Череповца имеет очевидное сходство с ситуацией, имевшей место в американских городах, которые исследовали М. Кренсон и Дж. Гэвента (см. гл. XV наст. изд.).

Подобного рода практики были описаны многими исследователями на материале стран Юго-Восточной Азии. Например, Д. Канг характеризует взаимодействие бизнеса и власти следующим образом: «Политическая элита занимается откровенной эксплуатацией; они ожидают “подношения” от бизнесменов, которые, в свою очередь, либо насильственно обираются режимом, либо добровольно дают взятки в обмен на определенные льготы» [Kang, 2002: 16].

В качестве примера исследователи рассматривают ситуацию, сложившуюся в сфере строительного бизнеса: строительные фирмы во многом зависят от решений мэрии, которая определяет, кто и как будет распоряжаться земельными участками в черте города, а вариант генплана развития Перми, активно продвигавшийся губернатором, ограничивал строительство объектов в городе практически для всех компаний, которые не принадлежали местной власти или не были подконтрольны ей [Бычкова, Гельман, 2010: 79–80; Борисова, 2010: 96-100].

Как отмечает Н. Борисова, еще с советских времен Прикамью была свойственна «высокая степень диверсификации экономических ресурсов и традиции гипертрофированной ведомственности управления. Такая особенность, имевшая и отраслевое, и территориальное измерение, возникла из-за сочетания социальных, политических, исторических, географических и природных факторов. Среди них – политика советского руководства по размещению предприятий военно-промышленного комплекса, региональное местоположение, богатые залежи полезных ископаемых» [Борисова, 2010: 92].

Работа по изучению субрегиональных элит велась в семи регионах РСФСР – РФ: четырех областях (Рязанской, Самарской, прежде – Куйбышевской, Тамбовской, Ульяновской) и трех национальных республиках (Мордовии, Удмуртии, Чувашии; прежде – Мордовской, Удмуртской и Чувашской АССР). Всего было охвачено 199 субрегионов, 187 горкомов и райкомов, 475 первых секретарей. Исследование опиралось на материалы, полученные из различных источников, в том числе из большого массива документов центральных, региональных и местных архивов, данных статистики, материалов СМИ, биографий секретарей горкомов и райкомов партии, интервью представителей субрегиональной элиты.

В ней он выделяет четыре этапа: 1) дестабилизация номенклатурной организации власти (1985–1990), 2) «первая волна» департизации аппаратного управления (1990), 3) «вторая волна» департизации аппаратного управления и ликвидация структур КПСС, 4) номенклатура КПСС в постноменклатурную эпоху (1991–2005). В рамках каждого из них, в свою очередь, имеются подэтапы. В частности, в рамках последнего этапа рассматриваются изменения в составе и положении (бывшей) номенклатуры в период назначений (1991–1994), первого (1994–1996), второго (1998–2001) и третьего (2002–2005) электоральных циклов.

К вопросу о (степени) трансформации номенклатуры КПСС в новую российскую элиту уже обращались многие российские ученые [Коваль, 1995: 56-107; Коткин, 1998:149–166; Крыштановская, 1995: 51–65; Чешков, 1995:32–43], однако солидные эмпирические исследования на субрегиональном уровне отсутствовали.