Маурицио Вироли: Свобода слуг

Вместо пункта о праве и обязанности оказывать сопротивление, наша Конституция содержит положения об обязанностях государственных служащих: «Граждане, которым поручены общественные функции, обязаны выполнять их дисциплинированно и честно, принося присягу в тех случаях, когда этого требует закон» (ст. 54). На первый взгляд честь и дисциплина – принципы, свойственные авторитарным и иерархическим обществам и институтам, которые не имеют ничего общего с демократической республикой, и потому они не могут быть критериями действий ее собственных служащих. В своем традиционном значении честь – это признание превосходства с учетом социального ранга или богатства. В Италии выражение «человек чести» указывает именно на человека, который слепо повинуется законам и главарям мафиозного объединения. Но честь – это еще и дань определенному превосходству и отличиям, которые мы должны признавать за честными людьми исключительно в силу их честности, в особенности той честности, с которой они выполняют свои общественные обязанности [142].

Такое же рассуждение можно построить и в отношении концепции дисциплины. Мишель Фуко объяснил нам, что в современном мире дисциплина означает принуждение тела и разума для достижения целей, навязанных авторитарными и иерархическими институтами (школой, казармой, фабрикой) [143]. С этой точки зрения дисциплина никак не совместима с принципами демократической республики и не может выступать в качестве правила, предписанного государственным служащим. Но как и с честью, в этом случае тоже более древний смысл концепции прекрасно совмещается с этикой государственного чиновника и демократической республики. Я имею в виду дисциплину, понимаемую как способность индивида подчиняться правилу и организованным усилиям, чтобы достигнуть понятной и желаемой цели.

Деятельность государственных служащих имеет особое значение и ценность, поскольку обращена к общественному благу. Статья 98 ясно гласит: «Государственные служащие находятся исключительно на службе Стране». Если служение отдельному лицу или группе лиц унижает человека, служение стране и общему благу придает ему особое достоинство. Отличная служба требует чувства дисциплины и чувства чести, которые ярче выражены, чем этого можно ожидать от прочих граждан. От последних Конституция требует преданности и послушания; чести и дисциплины она требует только от тех, кто избрал путь служения общему благу.

Парламентарии в особенности обязаны быть представителями страны: «Каждый член парламента представляет страну и осуществляет свои функции, не будучи связан мандатом» (ст. 67). Это означает, что тот, кто заседает в парламенте или в другом законодательном органе, не должен принимать решений, руководствуясь интересами своей партии, своих друзей или своих избирателей, но должен руководствоваться только общим благом. Политик, признающий, что голосовал тем или иным образом, повинуясь партийной дисциплине, ради своих друзей или чтобы удовлетворить избирателей, признает, что нарушил долг, предписанный Конституцией. Принцип, согласно которому представители и государственные служащие должны служить стране, является ключевым моментом республиканской свободы по той причине, что если они будут служить не нации, а богатым и влиятельным гражданам и не будут выполнять свои функции честно и дисциплинированно, Республика станет царством произвола, и слабым ничего не останется, как терпеть самоуправство сильных.

Как бы ни была богата этическим содержанием республиканская Конституция, она не может в одиночку формировать нравы и обычаи, хотя именно их и нужно менять. Двор и придворные, как я пытался подчеркнуть, – мастера влиять на обычаи, и необходимо заменить рабский образ мыслей и жизни образом мыслей и жизни, свойственными свободе. На обычаи можно влиять при помощи воспитания, в особенности гражданского. Формировать свободных людей означает воспитывать индивидов, которые никогда не окажутся в подчинении ни у нас, ни у других людей; которые хотят быть сами собой, а не слугами, сформированными сообразно словам и намекам господина; которые берут на себя труд думать своей головой и самостоятельно идти по дороге, которую они избрали, осознавая, что прежде и выше семьи, выше свободы и личного достоинства стоит Республика с ее Конституцией и законами.

Это должно стать ведущим принципом воспитания свободы гражданина. Это превосходно понял Гвидо Калоджеро, когда писал, что «в матери, которая полностью забывает о своей судьбе ради судьбы сына, для которой в нем одном сосредоточен весь интерес к жизни, сознание людей справедливо видит великий пример морального самоотречения. Но оно также чувствует, что мать, которая видит только собственного сына и не обращает внимания на детей других матерей, мать, неспособная уронить волос с его головы, чтобы заставить его понимать и уважать права других людей, в моральном отношении не такая образцовая, как мать, которая способна подвергнуть смертельной опасности своих сыновей ради защиты чужих. Так, обычной матери это сознание противопоставляет спартанскую мать. И поскольку мораль – не финишная отметка, но направление пути, поскольку никогда не назовется моралью то, что менее морально, то, что символизирует более близкую цель, когда есть нечто, указывающее на более далекую и высокую цель» [144].