Донна Деномм - 8 ключей к целостности, наполненной надеждой [Инструменты для исцеления от душевных ран]

Я сидела и слушала, как на первом же сеансе они раскрывали душу, и в кульминационный момент беседы сразу же направила их к другому профессионалу. Я была убеждена, что на том этапе своего исцеления, на котором я тогда находилась, я не самый лучший помощник им. Я молчала, никогда не делясь своими демонами. Тем не менее в конце сеанса с пятым клиентом подняла глаза к небу и заявила: «Хорошо. Я ПОНЯЛА! Не присылайте мне больше этих людей». Слушая о чужих бедах и ранах и глядя на их внешнее проявление, я поняла, что нужно принять свои собственные. И решительно взялась за исцеление себя.

Любители поиздеваться над детьми часто выбирают легкую добычу и заводят отношения с застенчивым ребенком или с тем, которого не принимают остальные (изгоем), заставляя их думать, будто они особенные. Но я-то, наоборот, была общительной отличницей и пользовалась успехом. Иногда я удивляюсь, почему выбрали меня. В детстве я была совершенно бесстрашной: есть фотография, на которой я с Сантой, мне тогда три или четыре года, и вид у меня весьма уверенный. Честно говоря, напуганным выглядит как раз Санта. Я могла бы со многим справиться! Итак, почему же я стала мишенью?

Непонятно также, почему я никому не рассказывала о том, что происходит. Ведь в детстве я определенно была откровенной. Но никак не могла сказать отцу, потому что тогда он убьет священника и сядет в тюрьму. Спустя годы, когда я все-таки поделилась с отцом, его слова подтвердили мои подозрения. Я не могла сказать и матери, потому что она была набожной католичкой и, как и все остальные члены моей большой семьи, думала, что священники просто неспособны ни на что дурное. Ведь священники – это посланники Божьи. Слову священника наверняка поверили больше, чем моему: оно было сродни Евангелию.

Помню, однажды я все-таки принялась угрожать, что расскажу. Меня не выгнали, просто в коридоре начальной школы состоялся напряженный разговор.

Хотя вокруг никого нет, я не боюсь. Мой класс всего в нескольких шагах: через застекленную дверь я вижу свет и знаю, что при необходимости могу добраться до нее за считаные секунды. Во все более и более жаркой беседе с епископом, приехавшим к нам с визитом, я выпалила, что собираюсь рассказать всем, что здесь происходит. Он бросается на меня, стискивает руками мое горло, сильно и решительно. «Я тебя УБЬЮ», – хрипит он. «Давай», – вызывающе отвечаю я. Он сжимает сильнее, пронзая меня взглядом, глаза от ярости светятся красным. «Я заберу твою ДУШУ!» Меня пронизывает ужас. Тем не менее моя естественная реакция – врезать ему. «Не драться. Вот тогда-то они тебя поймают», – твердо говорит мне внутренний духовный наставник. И я застываю, не сопротивляясь. Пригвожденная этим злобным взглядом, с горлом, стиснутым так, что едва не отдаю Богу душу, я недвижно стою на своем. Лишь дышу, поверхностно и коротко, чтобы он не понял, что я еще жива. Наконец капкан его пальцев разжимается.

Я не очень-то верю в дьявола, но в тот день мне показалось, что я видела его собственными глазами. Мое молчание купили не за страх потерять свою жизнь или даже душу, а за нечто более основополагающее: священник вынудил меня молчать, угрожая убить мою младшую сестру, которая была застенчивым и замкнутым ребенком, во многих отношениях просто хрупким. Не понаслышке зная, на что способны эти люди, я должна была ее защитить.

Подобно всемогущему Зевсу, который попустительствовал Аиду, священников «покрывает» католическая церковь, которую в моей семье и сообществе всегда считали великой и всемогущей организацией. Я знала, что в этом мире никто не может мне помочь. И хотя я продолжала казаться общительным ребенком, после этого инцидента я никогда не говорила и даже не думала о некоторых вещах. Тем не менее тело продолжает хранить эту память, и невысказанное находит выражение, сколько бы времени ни прошло. Когда я писала эту книгу, у меня на шее вдруг проявились длинные, тонкие, болезненные красные отметины, до жути напоминавшие те пальцы, сдавливавшие мое горло.

Обсуждая то, что стыдливо называется «нарциссическими отношениями», преподобный Томас Патрик Дойл, католический священник-доминиканец и один из наиболее выдающихся и резких в высказываниях авторитетов, разоблачает священников-преступников как людей, которые «редко [осознаю́т] опустошение», вызванное их поступками, а вместо этого убеждают жертв в том, что «сексуальные контакты – это лишь особые действия, даже угодные Богу» [21]. Католическая церковь часто вставала на сторону тех, кто «использует» доверяющих им детей (а точнее, насилует их). Точно так же, как Зевс, который поддержал похитителя Аида, вместо того чтобы защищать Персефону, папа Иоанн Павел II в 1993 году на фоне обвинений в адрес священников-педофилов решил ответить: «Да, дорогие братья, Америке нужно много молиться, чтобы не потерять душу» [22] Ibid, р. 155. . И ни словечка про заботу о жертвах этих священников. Следует задаться вопросом, действительно ли в иерархической организации, каковой является Церковь и где папа стоит на самом верху, эмоциональное и сексуальное насилие стало для понтифика сенсационной новостью. Или он, как мифический Зевс, все прекрасно знал заранее и даже «благословил» или по крайней мере потворствовал преступным действиям? Епископов часто призывали накладывать на священников епитимью, и все же мое самое яркое воспоминание, описанное выше, – это епископ, приехавший к нам и совершивший надо мной одно из самых серьезных психических насилий. Другие воспоминания, подобные приведенным ниже, касались многих преступников, причем некоторые из них были облачены в сутану.