Парадокс, при котором у россиян, наполнявших лагерь, происходил процесс переоценки многих идеологических ценностей. Создавался уголок совершенно новой России, всплывшей на поверхность, как некая "атлантида", укрытая в недрах политического океана, взбаламученного тоталитарными штормами нашей современности (Сравн., например: В. Штрик-Штрикфельд. Против Сталина и Гитлера. Посев, 1975, стр.184, l51-152 и др. Книга эта весьма ценна также и для понимания того, о чем мы пишем в этой работе.).
Человек меняет свой духовный облик. Это легко сказать, но гораздо труднее конкретизировать. Посмотрим, что говорили по данному вопросу современники Дабендорфа.
"В скором времени, после первого выступления генерала Власова, в местечке Г. (Закамуфлированное название Дабендорфа.) появились курсы пропагандистов Освободительного Движения. За два года работы через курсы прошли тысячи людей. Сюда съезжаются добровольцы из лагерей военнопленных, желающие познать новую идеологию, а также офицеры и солдаты РОА. В первые дни душа большинства людей, попадающих в лагерь, напоминает напуганного, свернувшегося ежа. Политический террор большевиков и идеологический гнет наложили глубокую печать на сознание советского человека. Человек держит душу свою застегнутой на все пуговицы и в каждом собеседнике подозревает провокатора и доносчика. Но он скоро замечает, что сомнения, какие бы они не были, дерзкие вопросы, возражения, воспринимаются спокойно и находят деловые, обстоятельные разъяснения.
Разъяснение и {31} только - никакого раздражения, никаких репрессий! Внезапно у человека появляется чувство веры в то, что он окружен не врагами, а такими же как он сам, ищущими правду людьми. Непривычное отрадное чувство духовной свободы охватывает человека. Его душа раскрывается, речь делается откровенной, и с товарищами завязывается та настоящая дружба, при которой уже ничто существенное не скрывается от близкого" (Газета "Заря", 5 ноября 1944, № 89 (192). Цитирую статью М. Першина - "Школа политических бойцов".).
С людей весьма легко спадала та своего рода "кожа", которую на них искусственно одела советская власть. Убогий псевдодуховный мир марксистско-ленинского начетничества, сочетаемый с обязательными особенностями "подлинно-советского человека", исчезал буквально на глазах. Под ним быстро проявилось нечто совсем другое. Другим же были прежде всего неистребимый патриотизм, любовь к России и решительное отталкивание от большевизма. В этом негативном настроении по отношению к коммунистической диктатуре, в скрыто отрицательном отношении к диктатуре нацистской - весь состав дабендорфской школы был в общем един. Единство нарушалось лишь теми, кто был заслан туда с определенными и весьма ясными целями, и от кого естественно старались избавиться.
Мы можем говорить с полной уверенностью о приблизительном единстве взглядов в области отрицания того, что творилось на нашей родине. Но едва ли, как мы уже отмечали выше, можно было бы говорить о таком единстве, когда речь шла о будущей России. В данном вопросе ясности не было уже по одному тому, что негативность отрицания была весьма сильна и затемняла собой позитивное политическое мышление. Но, вместе с тем, понимание невозможности ехать {32} только на неистребимом и самом легком "долой!", без его позитивного продолжения, было ясно для многих.
Этот политический вакуум у курсантов школы в плане возможного будущего весьма удачно заполняли лекции, читаемые преподавателями, соответствующие семинары и т. п., постепенно изменяя ту неопределенность, которая имелась у многих слушателей. В данном отношении нельзя пройти мимо огромной работы проделанной старшими преподавателями школы - А. Н. Зайцевым и Н. Г. Штифановым (Перечисляю всю группу старших преподавателей по алфавиту: И. А. Ефимов, А. Н. Зайцев, К. А. Крылов, В. Осокин, Н. Г. Штифанов. В своей работе я был связан с упомянутыми в тексте двумя старшими преподавателями, деятельность которых мне и была достаточно хорошо известна.).
Их роль в позитивном становлении слушателей неоценима и чем дальше от нас уходит это время, тем больше оцениваешь их деятельность.
Постепенно вырисовывались контуры возможной будущей России, не похожей ни на советскую диктатуру, ни на классические формы современного капитализма. Быть может и сейчас, в свете прошедших с того времени тридцати с лишним лет, многое из предполагаемого в то время и оказалось бы устаревшим и нежизненным, но весьма многое и, в частности, принципы изложенные в Манифесте КОНР, вошли в незыблемый фонд российской будущности.
Читать дальше