Якоб Лорбер - Детство и юность Иисуса

3. Цирений же сразу заметил это и сам поспешил вслед за милой матерью, и сказал:

4. «О любимейшая мать моей Жизни, что ты делаешь?!

5. Ведь ты и твое Дитя значите для меня больше всего! Как же так? Ты – царица нашего общества, и не хочешь принять участие в моей радостной трапезе, а ведь я велел устроить ее здесь именно ради тебя!

6. О, смотри, – это совершенно недопустимо! И потому войди скорее в большую трапезную, и сядь справа от меня, где рядом со мной по левую руку, уже сидит твой супруг!»

7. Мария же сказала: «О дорогой повелитель, смотри! У меня ведь совсем бедное платье! И как оно будет выглядеть рядом с твоим блеском?!»

8. Но Цирений ответил: «О дорогая мать! Если тебя смущает моя золотая одежда, которая не имеет для меня никакой ценности, я готов тотчас же выбросить ее, а вместо нее надеть самую обычную матросскую робу, лишь бы ты была за моим столом!»

9. И поскольку Мария была убеждена в искренности Цирения, она вернулась и с Младенцем на руках села рядом с ним к столу.

10. И когда все они теперь сидели за столом, Младенец, улыбаясь, непрерывно смотрел на Цирения, и Цирений от полноты любви к Нему также не мог оторвать от Него взгляда.

11. Некоторое время он держался, но потом любовь к Младенцу одолела его,

12. и он спросил любимого Малыша: «Не правда ли, Жизнь моя, тебе снова хочется ко мне на руки?»

13. И Младенец очень ласково улыбнулся Цирению, и снова совершенно отчетливо сказал:

14. «О Мой дорогой Цирений! – К тебе Я пойду с великой охотой, поскольку ты Меня так любишь! Потому и Я так люблю тебя!»

15. И Цирений тотчас протянул руки к Младенцу, и взял Его к себе, и от всей души приласкал Его.

16. Мария же, шутя, сказала Младенцу: «Как бы Тебе не испачкать господина Цирения!»

17. Но Цирений в величайшем умилении возразил ей: «О дорогая мать! Хотелось бы мне самому быть достаточно чистым, чтобы достойно носить это Дитя на своих руках!

18. Этот Младенец может только очистить меня, но испачкать – никогда!»

19. Тут он снова обратился к Младенцу, говоря: «Дитятко мое, не правда ли, я ведь все еще слишком нечист и совсем недостоин носить Тебя?»

20. И Младенец снова отчетливо сказал: «Цирений, кто любит Меня, как ты, тот – чист, и Я люблю его, как он любит Меня!»

21. Тогда Цирений в совершенном восторге спросил Младенца, говоря: «Как же это получается, Дитятко мое, что Ты, Которому едва лишь несколько месяцев от роду, уже так разумно и внятно разговариваешь? Или Твоя милая мать научила Тебя этому?»

22. И Младенец выпрямился на руках у Цирения, и, очень нежно улыбаясь, сказал, как маленький Повелитель:

23. «Цирений, это зависит не от возраста и обучения, но от того, что за дух у человека! – Учиться должны только тело и душа, но дух уже имеет в себе все из Бога!

24. Я же обладаю истинным и полновластным Духом из Бога! Смотри, потому-то Я и могу уже так рано говорить!»

25. От этого ответа Цирений, равно как и все остальные присутствовавшие, пришли в полное изумление, и даже командующий сказал: «Клянусь Зевсом, уже сейчас это Дитя посрамит таким ответом всех наших мудрецов! Что тут Платон, Сократ и еще сотня других философов! Чего же достигнет этот Ребенок, когда возмужает?» – И Цирений сказал: «Несомненно, большего, чем все наши мудрецы вместе со всеми нашими богами!»

30 октября 1843

1. Вскоре после чудесных слов Младенца Цирений обратился к Маронию, который становился все бледнее и бледнее, и сказал ему:

2. «Мароний Пилла, что ты скажешь относительно этого Ребенка? Видел ли ты и слышал ли когда-либо нечто подобное?

3. Разве не очевидно, что это больше, чем все наши мифы о Зевсе, якобы вскормленном на острове козой?

4. Не гораздо ли это больше, чем сомнительное предание об основателях Рима, питомцах волчицы?!

5. Скажи, что ты думаешь об этом? Ибо потому ты повсюду и сопровождаешь меня, чтобы нечто услышать, увидеть и кое-чему научиться, и затем высказать передо мной свое суждение об этом!»

6. И Мароний Пилла, насколько мог, овладел собой, и сказал:

7. «Великий повелитель Азии и Египта, что же я, несчастный, могу здесь сказать, когда при всем этом должны умолкнуть и величайшие мудрецы мира, и мудрость Аполлона и Минервы становится ничтожной, как железо, расплющенное в тончайший лист на пылающей наковальне Вулкана*.

8. Видимо богам было угодно послать на землю Наимудрейшего из них! Египет же как древняя земля, которая не знает ни снега, ни льда, и пользуется наибольшей благосклонностью всех богов, должен стать местом рождения и Этого Чада всех богов! Ничего другого я тут сказать не могу».