Наталья Степанова - Книга ответов на особый случай. Открой на любой странице

– Выходит, что это я во всем виновата? Лучше бы ты вообще мне ничего о жене не говорил, чем все время нахваливал ее. Неужели ты не понимаешь, что мне это неприятно?!

Тогда я страстно желала, чтобы они поссорились и наконец-то расстались. Я не хотела его ни с кем делить. «Неужели после всего, что было в моей жизни, я не заслуживаю счастья?» – думала я. Меня страшила сама мысль о том, что я ему рано или поздно надоем и он бросит меня. Что же тогда со мной будет? Неужели я опять останусь одна?

Поразмыслив, я решила их поссорить. Глупо это и бесчестно, теперь-то я понимаю, но тогда я ничего не могла с собой поделать, просто с ума сходила от любви. Помню, то волос ему свой накручу на пуговицу пиджака, когда он в ванной, то пиджак его духами обрызгаю, то помадой проведу по одежде…

И действительно, он стал мне рассказывать, что жена начала что-то подозревать и в последнее время стала с ним все время ругаться. Ему и невдомек было, что это все моя работа.

Дальше – больше. Я начала звонить ему, когда его не было дома. Жена возьмет трубку, а я молчу. Или спрошу моего любимого, а когда она в ответ поинтересуется, кто звонит, вешаю трубку. Он потом спрашивал меня, звонила ли я ему, но я только отнекивалась.

Он все неохотнее стал уходить от меня домой – кому же хочется возвращаться туда, где все время тебя ругают? Я же вела себя с ним все ласковее и ласковее, старалась во всем угодить. Однажды он сказал:

– Не хочу туда идти. Все, остаюсь! Я ему и говорю:

– А как же твой сын? Как он будет без тебя? Потом меня станешь винить, что это я вас разлучила. Нет, любимый, иди. Я так не могу. Не хочу я лишать тебя сына.

Он тогда посмотрел на меня, и я поняла, что он мой. Я прекрасно понимала, о чем он думает: вот ведь, я его люблю, но ради их с ребенком счастья готова пожертвовать своим. И знаете, мне не было стыдно, ведь я боролась за свое счастье, а в любви каждый за себя. Здесь, как на войне, все способы хороши.

В ту пятницу я, помню, не работала. Сделала в доме уборку и собралась в магазин за фаршем, чтобы котлеты приготовить. Я вышла на площадку и только собралась закрывать дверь, как увидела, что по лестнице поднимается женщина. Я сразу ее тогда не узнала, хотя много раз видела на фотографиях, которые мне показывал мой любимый. На снимках она была молодой, красивой женщиной, а сейчас передо мной стояла больная старуха. Что ж, переживания никого не красят, уж мне-то этого не знать!

– Я к вам, – сказала она.

Мы стояли и молча смотрели друг на друга, у нее слезы текли ручьем, но она их даже не вытирала. Наконец я не выдержала и спросила:

– Что вы хотите? Так и будете молча плакать? Тут она на колени передо мной упала, руки, как к иконе, протянула и тихо заговорила:

– Помилуй меня. Что тебе стоит? Я его сына носила. Жить без него не могу. С ума стала сходить от горя. Оставь нас, пожалуйста…

Видеть, как унижается эта женщина, мне было неприятно, поэтому я быстро обошла ее и стала спускаться по лестнице. По дороге я ей крикнула:

– Он тебя ненавидит. Меня же он любит, а ты бегаешь за ним. Ребенком прикрываешься. Это ты нам жизнь ломаешь, – с этими словами я выскочила из подъезда.

Ему я не решилась рассказать о произошедшем: побоялась, что он ее пожалеет. Она, видно, тоже ничего не сказала – наверное, стыдно стало.

Не подумала я тогда, что это она мне шанс давала, хотела по-хорошему все решить…

Прошла неделя. Однажды к нам в отдел заглянула женщина и говорит:

– Можно мне позвонить?

Я разрешила, а сама продолжала работать: сижу, пишу, головы на нее не поднимаю – у меня был на носу отчет. А она поговорила и ушла, и тут только до меня дошло, что телефон у нас полдня как не работает: что-то там чинили. И как же она в таком случае могла разговаривать?

Я решила проверить на всякий случай – вдруг заработал? Подошла к аппарату, подняла трубку, но гудка не было. И как я могла забыть о ремонте? Но в тот момент у меня словно все мысли из головы вылетели.

Тут мне стало не по себе. Смотрю, лежит узелок, думаю, наверное, деньги та женщина обронила. Я знаю, что некоторые по деревенской привычке заворачивают деньги в носовой платок и прячут в одежду. Развязав узелок, я увидела, что на платке нарисован от руки крест, под ним написано «Обупокоении» и два имени – мое и еще чье-то, – а внутри лежат соль и какая-то бумажка. У меня руки затряслись от страха, тут-то я соль на себя и просыпала.