Наталья Степанова: Большая книга заговоров–4

И опять из его глаз полились слезы. Жена смотрела на него и почему-то верила в то, что именно так все было. Никогда муж ее не плакал. Песни орал, матерился, но плакать – никогда! Даже когда ему палец отмороженный отрезали.

Зина обняла его голову и прижала к себе:

– Не плачь, Ванечка, все там будем, чай нам с тобой шестьдесят с гаком. Знать бы только: есть там жизнь или нет? Как ты думаешь?

– Не знаю, – помолчав, сказал муж, – кто же про это когда рассказывал?! Если я сегодня умру, значит, есть тот мир, кто-то же пришел меня звать, а?

Потом Иван помылся и побрился. Про вино он не вспоминал, был задумчив и тревожен. Перед тем как лечь спать, он сказал:

– Если умру, приду на тебя поглядеть. Я ведь, Зина, тебя всю жизнь любил и никогда тебе не изменял, ни разу. А за пьянку прости меня. Не знаю, что со мной приключилось. Если жив останусь, пить больше не буду.

Утром Зина проснулась от того, что бок у нее озяб. С той стороны озяб, где лежал ее муж Иван. Еще не открыв глаза, она поняла, что Иван умер.

Зина села на кровати и наконец решилась повернуть свое лицо к мужу. Он лежал навзничь, и его кожа уже успела приобрести восковой цвет. Нос заострился, и все черты его лица изменились до неузнаваемости.

– Ванечка, – тихо позвала Зина и добавила: – Теперь ты знаешь, есть тот мир или нет».

(Окончание смотрите 17 декабря)

«…Похоронив мужа, Зинаида не могла найти себе места. Казалось, вот то, чего в глубине души она подсознательно желала. Освободилась! Освободилась от пьяных выходок, от храпа, который не давал ей уснуть иногда до утра, от ругани и лишних денежных затрат (Иван всегда много курил), от битья посуды. Нет его, но почему так тягостно у нее на душе? Никого у нее теперь нет. Бог детей не дал, и вот она одна в старом доме, умрет – и ее не сразу хватятся.

Посреди ночи Зина услышала звук, напоминавший шаги ее мужа. Не успела она об этом подумать, как пружинная кровать издала скрип и провисла под тяжестью невидимого тела.

Никого она не видела, но понимала, что кто-то сел на ее кровать. Разум ей подсказывал, что это был не кто иной, как покойник. Через мгновение опять послышались тяжелые шаги. Все смолкло, и Зина поняла, что ее муж сдержал свое слово: он пришел к ней в последний раз, чтобы посмотреть на ту, которую любил всю жизнь».

Еще со старых времен известно, что на святого Савву беременная женщина не должна мыть голову, иначе у ее ребенка будет слабая память.

Про Саввин день говорят: «Тот, кто на Савву засватает-ся, тот весь век не будет разлучен».

Есть и плохая примета, связанная с этим днем: у кого в этот день гроб случится, через год еще один повторится – так говорят старые люди про день святого Саввы.

На Савву, садясь вечерять, клали на стол осиновую лучину, говоря при этом:

Осина-мать, не дай мой дом ворам обобрать.

Как эта лучина сгорит,

Так чтобы вора худые думки сгорели.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

После ужина лучину сжигают.

Заговор от воров

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Заговариваю я свой дом, Чтобы вор ел свое тело, кровь свою пил, А к моему добру никогда не подходил. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Этот случай известен из рассказа монаха Вяземского монастыря:

«В одну из деревень Вяземского уезда приехал в гости фабричный рабочий одной из столичных фабрик. Сам он был уроженец этой деревни.

Приезд его совпал со днем святого Николы, и мужик по городской привычке сильно перебрал, напился до такого состояния, что, видно, не соображал, что делает.

Придя в дом с гульбища, схватил икону Николая Чудотворца и с криком:

– Ну, ты, поворачивайся, пляши со мной! – пустился в пляс, обхватив икону.

Родные бросились его останавливать, но удержать его не было никакой возможности. Все с ужасом смотрели на эту дикую пляску, а безумец все пляшет и пляшет: час, второй, третий кружится и не останавливается, видно, уже не по своей воле.

Смекнули тут, что это не что иное, как кара Божия. Побежали за священником, стали в соседней комнате служить молебен, и только после продолжительной молитвы эта страшная пляска остановилась.