Джордж Макдональд: Фантастес. Волшебная повесть для мужчин и женщин.

В ответ на мою любовь рыцарь платил мне искренним уважением и дружеской привязанностью. Сердце моё ликовало. «Нет, теперь моя жизнь уже не будет потрачена зря, — думал я, — даже если я буду служить ему до конца моих дней и никто кроме него ни разу не улыбнётся мне, никто кроме него не скажет: «Молодец! Ты сослужил мне отличную службу!»». Однако всё это время мне страстно хотелось совершить для него что–то большое и особенное, чего обычно не выпадает на долю оруженосца.

И вот однажды днём мы заметили, что в лесу появились просеки. Кругом виднелись обрубленные сучки, кто–то явно валил деревья, расчищая путь, но протоптанных тропинок на земле не было. С каждым шагом этих примет становилось всё больше, пока наконец мы не выехали на узкую и длинную дорогу, которую кто–то проложил прямо посреди леса, под корень вырубив все деревья. Со всех сторон к ней сбегались такие же просеки, лучами соединяясь в одном месте, и на них вдалеке смутно маячили какие–то фигуры.

Вскоре мы подъехали к стене из тисовых деревьев, растущих впритык друг к другу; ветви их переплетались так тесно, что за ними ничего нельзя было разглядеть. В стене было прорублено отверстие наподобие двери, да и саму стену кто–то отделал так, что она была на диво гладкая и ровная.

Мой рыцарь спешился, я быстренько отвёл в сторонку коня, мы вместе вошли в незнакомую дверь и оказались в широком прямоугольном пространстве, обнесённом четырьмя тисовыми стенами. Могучие деревья поднимались необыкновенно высоко и расходились друг от друга лишь возле остроконечных макушек, походивших на зубцы крепостной стены, а вдоль каждой из длинных сторон вытянутого прямоугольника выстроились три ряда мужчин в белоснежных одеждах. Они стояли молча, с серьёзными лицами; у каждого на поясе висел меч, но в остальном облачение и осанка выдавали в них не воинов, а, скорее, жрецов. Между этими двумя рядами толпились празднично одетые люди, среди которых были женщины и дети, и все их взгляды были устремлены прочь от нас, к противоположному концу странного двора. На что именно смотрела толпа, мы не видели, потому что солнце уже село и начали сгущаться сумерки. Вокруг становилось всё темнее и темнее. Люди молча чего–то ждали.

Над длинным двором загорелись ночные звёзды, с каждой минутой сиявшие всё отчётливее и ярче. Ночной ветер качнул верхушки деревьев, пролетев среди тесно переплетённых ветвей и листьев со странным звуком, похожим то ли на песню, то ли на стенания. Стоявшая неподалёку от нас юная девушка, одетая так же, как и жрецы, склонила голову и побледнела от благоговейного ужаса.

— Какая торжественная тишина! — шепнул мне рыцарь. — Должно быть, они ожидают услышать голос пророка. Как хорошо, что мы сюда зашли!

Я заколебался. Мой господин говорил искренне и убеждённо, но в моей душе зрела необъяснимая уверенность, что на самом деле ничего хорошего нам ждать не следует, и я решил смотреть во все глаза и быть настороже.

Неожиданно высоко над храмом появилась огромная звезда, лучезарная, как солнце. Всё вокруг осветилось, а люди в белом стройно запели звучный гимн, мощными раскатами разносившийся по всему строению, перелетая от одной стены к другой. Певцы по очереди умолкали, а потом, дождавшись нужного момента, вновь подхватывали песню, так что она медленно перекатывалась по их рядам, незаметно и неожиданно меняя направление, становясь то громче, то тише. Потом всё смолкло, и я увидел, что в середину прохода, окаймлённого людьми, медленно вышли семеро мужчин в белом. В середине шествовал юноша, на голове которого красовался венок из цветов, а под белоснежным плащом виднелась богато украшенная одежда. Я пристально следил за каждым их шагом. Природа наградила меня удивительно острым зрением, и даже на большом расстоянии я мог разглядеть куда больше, чем многие другие.

В дальнем конце двора виднелось нечто вроде помоста, и эти семеро начали подниматься на него то ли по пологому склону, то ли по небольшим ступеням.

На помосте возвышался массивный пьедестал, и уже на нём, высоко вознесённый над головами жрецов, стоял трон, к которому вели широкие ступени. На нём восседал могучий человек царственного вида, горделиво и благосклонно поглядывающий на толпу. Те семеро, за которыми я следил, поднялись на помост и преклонили колени, а потом жрецы, сгрудившись вокруг юноши, подвели его к подножию пьедестала. Вдруг в его передней стене открылась дверь, юноша в ужасе отпрянул, но стоявшие сзади подтолкнули его, и он исчез. Снова грянула песня. Жрецы пели до тех пор, пока от их белых рядов не отделились ещё семеро и не начали медленно продвигаться к помосту.